ENGПродолжаем публикацию статьи Александра Хайфиша по теме антифашизма.
Первая часть - "Антифашизм как двигатель мировой революции".
Вторая часть - "Антифашизм и революционная экспансия".
О теории революции в целом. Прежде чем встраивать антифашизм в нынешний революционный контекст, суммируем всё вышесказанное и посмотрим, какая практика сегодня требовалась бы от коммунистов. Четыре классовых блока в буквальном прочтении (в том виде, в каком они были созданы первоначально) требуют, чтобы коммунисты, желающие перевести некое общество с капиталистического этапа на социалистический:
1) наиболее плотно работали с промышленным пролетариатом как самым революционным классом (точнее, стратой, то есть подклассом), привнося в него коммунистическое сознание, организуя и поднимая его на борьбу против буржуазии;
2) в том же направлении работали с крестьянством, понимая, однако, что его мелкособственническое сознание сразу не преодолеть и поэтому идя ему на временные уступки в виде нэпа и кооперации;
3) за пределами империалистического ядра уделяли главное внимание национально-освободительной борьбе против ведущих империалистов мира и против местной компрадорской буржуазии – имея в виду, что при капитализме национальный дух среди угнетённых масс сильнее классового, и поэтому идя массам на уступки, то есть допуская заключение союзов с «национально ориентированной» буржуазией и временное разрушение крупных государств;
4) постоянно учитывали в стратегии своей борьбы угрозу фашизма и при реальном возникновении таковой рассматривали её как первостепенную, жертвуя ради борьбы с фашизмом какими-то иными выгодами или теоретической чистотой.
Понимающий читатель, надеюсь, уже сообразил, что подобное добуквенное истолкование четырёх классовых блоков теории нам не очень подходит, поскольку обстановка в мире постоянно изменяется. Выше представлен всего лишь наиболее известный шаблон, который неприменим ко всему многообразию реальной практики. Например, нелепо говорить о работе с крестьянством и её решающем значении в России 2024 года, поскольку этого класса в нашей стране теперь элементарно не существует (нынешние сельхозработники и вообще деревенские жители, во-первых, классово определяются иначе, во-вторых, доля сельского населения России втрое-вчетверо ниже, чем сто лет назад). Поэтому необходимо уметь сначала обобщить дававшийся когда-то для конкретных ситуаций конкретный рецепт, а потом преобразовать полученные обобщённые положения в новый рецепт для новой конкретной ситуации.
Давайте же обобщим – сформулируем способ применения четырёх классовых блоков теории в абстрактном виде. Если коммунисты хотят направить некое общество по социалистическому пути, то для начала производится классовый анализ данной эпохи и данного общества и определяется классовая структура последнего. По ходу анализа в обществе выявляется наиболее революционный – то есть наиболее настроенный на социалистические перемены, наиболее подходящий, готовый к ним – класс, страта или группа; к этому классу применяются положения 1-го пункта. Затем определяется классовая структура угнетённых масс вообще и её практически важные для нас особенности; к тем классам, стратам и группам угнетённых масс, которые мы сочтём играющими весомую роль в обществе и перспективными для дела строительства социализма, применяются положения 2-го пункта. Далее определяется классовая структура угнетающей элиты общества и выявляются такие её классы, страты и группы, которые: а) представляют собой наибольшее препятствие для строительства социализма вообще, б) играют особо важную роль в функционировании существующей модели общества и охранении его текущего состояния, в) наиболее опасны для коммунистов и прогрессивной части данного или соседних обществ здесь и сейчас, г) наиболее ненавистны угнетённым массам, д) по тем или иным причинам конфликтуют между собой. Кроме того, поскольку эпоху империализма никто не отменял, необходимо иметь представление о структуре угнетающей элиты также и в международном масштабе (то есть требуется понять, какова структура крупного капитала империалистического ядра и его агентов на периферии). А по результатам такого многовекторного анализа угнетающей элиты в рамках 3-го и 4-го пунктов нужно уметь определить: а) против каких её классов, страт и групп следует направлять острие классовой борьбы и в каком порядке, б) кого, в противовес этим главным врагам, достаточно лишь «нейтрализовать» (в значении этого слова по Ленину – то есть постараться заставить не вмешиваться в борьбу), в) с кем из оставшихся, возможно, имеет смысл пойти на тактический союз.
Почему мы всего этого не делаем? Во-первых, нам изрядно мешает неудовлетворительное состояние классовой теории; об этом я говорил в работе «Предисловие к ненаписанному учению необольшевизма». Во-вторых, как уже было сказано в настоящей статье, мешает также и неудовлетворительное состояние теорий империализма и фашизма. Значит, первый ответ на всеми любимый вопрос «что делать?» появляется сам собой – нам сегодня нужно создавать на базе накопленных знаний и опыта качественные современные теории империализма и фашизма и классовую теорию, а равно учиться применять их в реальной практике на базе написанного в предыдущем абзаце.
К сожалению, это сложно; и хуже того, в связи со сказанным важно отметить, что современное левое движение бежит от всякой комплексности как чёрт от ладана, стремясь, напротив, предельно упростить своё понимание обстановки. Так, в рамках первого классового блока популярен нерассуждающий культ промышленного пролетариата полуторавековой давности (это характерно для так называемых «плазменных марксистов»). В рамках второго – утопических ещё времён призывы объединить весь народ против кучки гнусных олигархов, от которых единственно всё зло и исходит (этим, напротив, увлекаются «широколевые» фигуры и движения). В рамках третьего нам пытаются навязать примитивную «теорию пирамиды» (на самом деле – «плоскости»), согласно которой все империалисты абсолютно одинаковы. Более того, размахивающие этим греческим импортом отечественные «левые нетвойнисты» ухитряются совершить от «теории плоскости» ещё целых три алогичных скачка: сначала они ещё сильнее упрощают теорию незатейливой догмой «главный враг – всегда в своей стране» (что ещё можно принять за дальнейшую добросовестную примитивизацию), потом старательно накачивают свою российскую аудиторию неприязнью к «китайскому империализму» (что в контексте предыдущей догмы о главном враге можно истолковать уже только как скрытую поддержку нетвойнистами империализма американского), ну а в конце концов начинают требовать борьбы с проклятым Путиным не только от россиян, но и от немецких, американских и каких угодно ещё коммунистов (что выглядит уже просто смехотворно, а их тайный выбор в пользу США на этом месте становится явным). Наконец, в рамках четвёртого классового блока особенно отличаются «патриотические левые», которые всю тему борьбы с фашизмом сводят ко вполне фашистскому же призыву эренбурговского образца «убей хiхла!». Парадокс, но тем самым они подсвечивают обитателей Кремля в более выигрышном свете по сравнению с собой, ибо кремляне до сих пор ни в одном отношении не скатились до подобного антиукраинского шовинизма.
Обращаться с теорией вышеобозначенным образом, конечно, нельзя – но, увы, даже у участников нашего достославного левого движения (которым, казалось бы, сам Маркс велел смотреть на общественные проблемы не иначе как диалектически) нередко не умещается в голове больше одной простейшей мысли одновременно. Мораль – не будьте такими, фу такими быть. Ну а что касается вопроса, как в сегодняшней России понять проблемы классовых блоков революционной теории более верно, то в этой работе я успею высказаться лишь на антифашистскую тему. Поэтому призываю читателей подумать над остальными темами самостоятельно.
А пока что бегло взглянем на другие (то есть помимо классовых блоков) составляющие марксистской революционной теории. Выше я назвал три таких составляющих:
1. Ленинская концепция революционной ситуации. Встречается в нескольких его работах; для примера можно назвать «Маёвку революционного пролетариата» (1913) и «Крах II Интернационала» (1915). Субъективная – зависящая от нашей воли – часть этой концепции подразумевает необходимость наличия в обществе партии, обладающей передовой теорией, поскольку лишь партия может довести объективно сложившуюся революционную ситуацию до социалистической революции. Легко догадаться, что, стало быть, партию с теорией нужно иметь в капиталистическом мире всегда, безотносительно того, налицо сейчас революционная ситуация или нет – потому что создавать партию и теорию в последний момент, на ходу, будет, конечно, поздно, а без них революционные массы не будут организованы и не встанут на верный путь. Как обстоят у нас дела с теорией сегодня, я неоднократно говорил выше.
2. Ленинская концепция коммунистической партии. Помимо собственно ленинской практики партстроительства, эту концепцию можно извлечь из написанной по следам II съезда РСДРП книги «Шаг вперёд, два шага назад» (1904); а ещё раньше она постепенно оформлялась в работе «Что делать?» (1902). Согласно Ленину, партия должна быть организованным, централизованным (по модели демократического централизма), сознательным, дисциплинированным авангардом рабочего класса. Это верно вплоть до настоящего момента – с тем уточнением, что ныне стоило бы говорить об авангарде революционных классов вообще, а не замыкаться только на промышленном пролетариате (может быть, в том или ином обществе наиболее революционен кто-то ещё). Но в каком состоянии находятся партии сегодня, вы знаете и без меня; очевидно, что эту ситуацию срочно требуется исправлять.
3. Ленинское положение о привнесении коммунистического сознания в рабочую среду революционной интеллигенцией. Напомню, что, по мысли Ленина, без влияния интеллигенции рабочий не выйдет за пределы экономической борьбы в рамках капитализма (и, добавлю от себя, в политическом отношении не придёт к идеалу серьёзнее синдикализма, каковой опять-таки является формой организации капиталистического общества, пусть и экзотической). Положение это содержится опять-таки в работе «Что делать?». Можно было бы довольно многое сказать о том, каким образом оно работает сегодня (оставаясь концептуально верным, оно при этом приобрело существенно иной облик – хотя бы потому, что классовая грань между «интеллигентом» и «рабочим» сильно стёрлась), но в данной статье я ограничусь лишь утверждением, что и здесь всё вертится вокруг вопроса об организации. Скажем, на Ютубе уже давно вещают целые толпы красных просветителей, но обычно они не осиливают даже элементарно скоординировать свою деятельность пусть хоть в масштабах нескольких каналов…
Ограничивается ли теория революции этими пунктами? Нет. Во-первых, в конце статьи я предложу на обсуждение ещё две важных её составляющих – одну основательно забытую и даже ошельмованную, а другую новую и толком не осознанную. Во-вторых, за пределами всего сказанного теория окончательно уходит в отраслевые глубины: скажем, обобщение опыта внутренней и внешней вооружённой борьбы за социализм образовало бы военный раздел теории революции (в свою очередь, распадающийся на подразделы о подготовке восстания, о партизанской борьбе, о социалистической армии, о ведении ею регулярной войны и т. п.). Но как бы то ни было, анализируя общие положения марксистской теории революции, мы раз за разом натыкаемся на один и тот же до отвращения скучный ответ на вопрос о том, что же надо делать сегодня. А надо организовываться в дееспособную партию и вырабатывать адекватную коммунистическую теорию. Без этого ни к какой серьёзной и тем более успешной практике нам перейти не удастся. Второй ответ на вопрос «что делать?» – организоваться в дееспособную партию-авангард.
Либерализм, фашизм и свобода. А теперь от скучных общих слов вернёмся непосредственно к сквозной теме всей работы и попробуем разобраться детальнее, какую роль должен играть для коммунистов в сегодняшней политической жизни четвёртый классовый блок теории революции – антифашистский. Во II разделе статьи я говорил о ситуации, когда в распоряжении коммунистов есть большое и сильное социалистическое государство, которое действительно в состоянии двигать мировую революцию. На текущий же момент наши активы лишь немногим больше нуля, и образ наших антифашистских действий следует планировать, исходя из этой печальной реальности. Даже правильные наши действия будут приближать мировую революцию где-нибудь на 0,000001%. Но и это лучше, чем ничего – как говорится, путь в тысячу ли начинается с одного шага.
Прежде чем планировать правильные шаги, поговорим об одном очень важном аспекте фашизма как политического режима, суть которого ускользает от понимания многих современных леваков. В политизированных массах, в том числе и левых, сегодня бытует интуитивное представление, будто фашизм в обществе тем ближе, чем больше режим накладывает разнообразных запретов, чем сильнее ограничивает он индивида; или ещё проще – «чем меньше свободы, тем больше фашизма». Так ли это в действительности?
Определение Димитрова рассматривает такого рода «отъём свободы» лишь как одну из сторон проблемы – то есть именно как аспект. Конечно, открытая диктатура свободу отнимает. Однако диктатура диктатурой, но чтобы возник фашизм, её должен наводить финансовый капитал, она должна быть террористической (что в числе прочего нередко означает демонстративное нарушение режимом собственных же законов и запретов), нацеливаться на подавление рабочего и коммунистического движения, проявлять шовинизм и т. д. Димитровское определение комплексно, как и любое определение, создаваемое на его базе.
Но чем дальше левые отходят от определения Димитрова (неважно, скорректированного так, как я это сделал во II разделе статьи, или нет), которое в целом схватывает действительную сущность явления, тем охотнее они в поисках альтернативы погружаются в неопределённый мир более или менее обязательных «признаков фашизма» от буржуазной политологии. А признаки эти, при всём их многообразии, по преимуществу сводятся к попранию классических либеральных прав и свобод по всему их спектру – от искажения или ликвидации буржуазных избирательных процедур до подавления нелояльной интеллигенции и проявлений воинствующего антиинтеллектуализма. То есть, в упрощённом понимании рядового либерального хомячка, фашизм – это когда злые дядьки во власти против Свободы с большой буквы «С». Кстати, «коммунизм» – в том значении слова, которое использует англоязычная буржуазная политология и вслед за ней либеральный хомячок – он поэтому почти не отличает от фашизма, потому что это тоже злые дядьки во власти против Свободы. В самом лучшем случае хомячок разве что полагает, что красные злодеи отнимают собственность активнее коричневых, и только в этом различие между ними и состоит.
Точно так же и левак, активно пользующийся инструментарием буржуазной политологии, будет постепенно сползать к пониманию фашизма как чего-то антисвободного; в конце концов, он ведь зачем-то пошёл искать альтернативу определению Димитрова? Именно за этим и пошёл – ведь его и в марксизме-то привлекает не столько классовая борьба (не говорю уж – идеи ленинизма и разнообразные практики социалистического строительства), сколько раннемарксистская философская концепция отчуждения труда, изготовленная молодым Марксом в 1844 году и заброшенная им в дальнейшем. Впоследствии же идею отчуждения труда подхватили либеральные неомарксисты и обобщили её до концепции отчуждения человека от общества. Суть дела заключается в том, что в обществе индивид, по их мнению, принципиально несвободен, как ты это общество ни выстраивай – и это очень плохо; но, конечно, чем больше общественных ограничений налагается на «свободную личность», тем хуже, тем ближе «тоталитаризм» и, стало быть, фашизм (а то и «сталинизм»).
Здесь мы упираемся в проблему, о которой я говорил в «Предисловии к ненаписанному учению необольшевизма»: в марксистской философии, то есть философии диалектического материализма, нет специальной философской подсистемы, применявшейся бы конкретно к человеческому обществу, а не ко Вселенной в целом. Из-за этого у нас нет, в частности, общепринятого понимания категорий свободы и порядка в человеческом обществе, понимания, как они соотносятся и взаимодействуют друг с другом. Это значит, что мы не располагаем качественным инструментом для противодействия в этой области либеральному неомарксизму, да и либерализму вообще. Хуже того, в более традиционной марксистской среде над темой свободы и порядка задумываться не принято вовсе; а между тем, она очень обширна и важна и нуждается в обстоятельном исследовании. В настоящей статье я ограничусь лишь некоторыми необходимыми замечаниями по данному вопросу.
Свобода – это в нынешнем буржуазном мире обыкновенно знамя (или фетиш) либерала, которым он потрясает на каждом углу. Знамя это беззастенчиво либералом приватизировано – ведь либеральное понимание свободы (унаследованное от индивидуалистического тираноборчества XVIII века и существенно «обогащённое» достижениями либеральной экономической школы и практикой американского политического двоемыслия) есть лишь один вариант из множества возможных; совершенно иные понимания свободы существовали до либерализма, существуют сейчас и будут существовать после него. Однако норма определяется текущими жизненными реалиями и господствующей пропагандой – и потому именно либеральная трактовка свободы в современном мире является общепринятой. Сводится она, грубо говоря, к культивированию эгоистического индивидуализма, но с ограничениями, накладываемыми экономическим либерализмом и политической культурой: то есть ты свободен ровно настолько, сколько у тебя есть денег и собственности (в противном случае у тебя остаётся лишь свобода сдохнуть под забором), твои убеждения уважаемы ровно настолько, насколько они попадают в политический мэйнстрим (в противном случае ты становишься осмеиваемым маргиналом, причём это лучший исход).
Пробиваясь сквозь завывания либеральных пропагандистских рупоров, развешенных на каждом столбе, рядовой коммунист (если он не фанатичный поклонник железной диктатуры и не свидетель краснозвёздных танковых армад, а склоняется к гуманистическим настроениям) тоже, скорее всего, скажет вам, что, в принципе, свобода – это очень хорошо и, возможно, даже самое главное в жизни. А также, под гомерический хохот либерала, добавит, что коммунизм – это именно про свободу и что максимальной и подлинной свободы человек может достигнуть лишь в коллективистском коммунистическом обществе, а не в экономической борьбе индивидов друг с другом. И под занавес процитирует то место из «Коммунистического манифеста», где говорится про «ассоциацию, в которой свободное развитие каждого является условием свободного развития всех» – пока уставший хохотать либерал сочувственно и с некоторым раздражением будет глядеть на него, как на безобидного психа.
И хотя на самом-то деле гуманистический коммунист в этом споре в целом прав и, уж конечно, стоит неизмеримо ближе к истине, чем либерал, но интеллектуальную сетевую битву с последним на тему, чья свобода свободнее, коммунист, скорее всего проиграет. Потому что, известное дело, либерал при капитализме – в отличие от затравленного бесплатными квартирами, лечением и образованием гражданина социалистического общества – может Открыть Своё Дело, постоянно голосовать на разнообразных выборах из двух и более кандидатов, выкрикнуть перед Белым домом «Рейган – дурак!» и даже выкрасить известный мужской орган в фиолетовый цвет и невозбранно разгуливать по улицам без штанов, выставив свою гордость на всеобщее обозрение (и я не шучу сейчас дурацкие шуточки – видал я почти двадцать лет назад в глубинах политических интернетов, как некий персонаж дословно приводил именно такой аргумент во славу западной свободы). На столь блестящем фоне подросткового праздника непослушания, эпатажа и самовыражения коммунистическая свобода ни при каких условиях не сдохнуть под забором как-то не смотрится и даже вообще истолковывается как очередной тоталитарный запрет – вот хотел человек переместиться из-под забора в лучший мир, а ему не дали. Как следствие, слишком много думающий о свободе марксист, регулярно спорящий на эти темы с либералом, практически обречён постепенно либерализироваться и сам. Ведь ему неудобно, ему каждый день телевизор, интернет, друзья-либералы, умные книги (некоторые из которых даже написаны «неомарксистами»!) рассказывают, какова свобода на самом деле, а не в его смешном, устаревшем, маргинальном коммунистическом истолковании. Фиолетовая анатомия, а не взаимопомощь и не общедоступные социальные лифты. И рано или поздно стремление одарить граждан социалистического общества священным правом кричать на Красной площади «Брежнев – дурак!» становится для нашего гуманистического коммуниста ведущим. Всякое же место, где этого делать нельзя, начинает казаться ему тоталитарным адом – неважно, фашистским, сталинистским или каким-нибудь ещё.
(Если вместо гуманистического коммуниста в столкновение мировоззрений вовлечётся коммунист диалектический, то он, конечно, авторитетнейше и веско заявит, что свобода есть осознанная необходимость. На этом словесный спор и закончится, потому что диалектического коммуниста никто не поймёт, а объяснять он не умеет, да и не хочет. И пусть в этом своём лапидарном заявлении он тоже прав, но толку-то нам с того…).
И тут вдруг, неожиданно для обеих дискутирующих сторон, на сцену, печатая шаг, вступает фашист – задорный, наглый, железно уверенный в своей правоте и, в отличие от гуманистического коммуниста, даже в мыслях не имеющий оправдываться перед либералом. Размахивая муссолиниевской «Доктриной фашизма» [это брошюрка плохая, экстремистская, мы её безоговорочно осуждаем], он громогласно объявляет, что нечего тут на фашизм клеветать, что это как раз фашистская свобода – настоящая, что фашизм – за свободу индивида в государстве, а вот «свобода» либерального индивидуалиста, отрицающего государство, превращает его в «абстрактную марионетку». До кучи он ещё добавит, что фашизм – это и есть самая настоящая форма демократии, ибо демократия есть власть демократов… то есть сторонников наиболее мощной общественной идеи, а не какого-то там глупого большинства, состоящего из недалёких либеральных индивидов или масс неграмотных пролетариев. А не нравится Муссолини, идите возьмите Ницше: где вы видели бо́льшую свободу, чем у пропагандируемого Заратустрой сверхчеловека? Всякие расправляющие плечи атланты сдохнут от зависти!
Так что если вы не знали, то фашисты – тоже за свободу и демократию, но на свой собственный лад. В общем-то, практика это подтверждает: кто скажет, что идущий громить каких-нибудь внутренних врагов и осквернителей расы (или сносить памятник Ленину) штурмовой отряд не наслаждается в этот момент полнейшей свободой и не осуществляет демократию тех немногих, что постигли истинную историческую волю народа и государства? Причём либерал до поры до времени даже спорить не будет – пока штурмовой отряд громит кого надо и сносит какие надо памятники, его прикроет звёздно-полосатое знамя, чем и гарантирует перед внешним миром либерализм, демократизм и свободомыслие оного отряда. Но вот если отряд вдруг переключит своё свободогромительное внимание на каких-нибудь Уважаемых Собственников, то тогда Капитолийский холм и американский корпус морской пехоты живо обнаружат в нём чистопородных фашистов – а стало быть, врагов свободы, которым никакой свободы не полагается. Гуманистический же коммунист к этому времени либо попал под замес великой битвы за свободу между либералами и фашистами и в лучшем случае тихонечко сидит в концлагере, либо морализирует и плачется где-нибудь в относительно безопасном отдалении – к примеру, в пока ещё каким-то чудом демократической Финляндии (не знаю, почему мне пришла в голову именно эта страна).
К чему я поместил сюда этот набросок? Чтобы показать, что «свобода» – настолько широкое понятие, что в его пределах найдётся место и либералу, и коммунисту, и фашисту, и кому угодно ещё, будь то консерватор, анархист, сатанист или член Партии любителей пива. При этом общие корни и пересекающиеся связи либерального, коммунистического и фашистского понимания свободы проследить вполне можно. Это довольно интересное занятие – скажем, первая глава нехорошей брошюрки «Доктрина фашизма» представляет собой преизрядно гегельянскую болтовню, а про родственность культовых для либералов айнрэндистских атлантов и принятых нацистами как своих ницшеанских сверхчеловеков я сказал только что. Тем не менее, получающиеся на выходе модели свободы в рамках разных идеологий кардинально различаются между собой по своему содержанию. Почему так происходит? Да потому, что абсолютной свободы не существует не только в человеческом обществе, но и в мире природы, и в наиболее общей её части – в мире физики. Всюду свобода ограничена какими-то законами, или, иначе говоря, упорядочена тем или иным способом. А поскольку способы эти разные, то и свобода выходит очень разной. Решающую роль для практики играет, стало быть, категория порядка, а не свободы. Какие законы, нормы и правила вы собираетесь установить в обществе, понимается аудиторией более-менее однозначно – а вот демагогию о «свободе» легко можно выворачивать в любую сторону.
Об антифашистской практике (начало). Для нашей практики вышесказанное прежде всего означает, что коммунисту не стоит сегодня пытаться продвигать массам Свободу как свой идеологический бренд. Да, мы можем и должны продолжать по возможности борьбу за ослабление нынешних политических ограничений – добиваясь, например, возвращения наиболее важных для нас свободы собраний и свободы создания (и действия) независимых профсоюзов – но это должно оставаться у нас второстепенной практической и идеологической линией. Почему так?
Во-первых, возможности либерала на данном поле несоизмеримо более велики. Свобода – это его идеологическая корова, он её и доит. Отогнать же его прочь невозможно – как было сказано выше, весь пропагандистский аппарат буржуазного мира работает в его пользу. Во-вторых, именно поэтому все знают, что Свобода как бренд – это Америка и Святые Девяностые, а вовсе не Сталин и Советский Союз. А между тем массы давно уже по горло сыты Америкой и девяностыми, а объяснять людям, что наши свобода и демократия совсем не такие и мы вовсе не как либералы – слишком хлопотное и ненадёжное дело. В-третьих, позиции российской власти, основательно свернувшей за последние 15-20 лет формальные политические свободы, в этой области сегодня неуязвимы. Биться головой о стену, требуя от властей «честных выборов», поэтому неразумно – лучше поискать в этой стене более уязвимое место. Сталин в 1952 году призывал коммунистов мира поднять знамя буржуазно-демократических свобод в ситуации, когда этим средством можно было пробить защиту противника. Сегодня это не так: «демократия» по-буржуйски настолько доказала людям свою бесполезность и так дискредитировала себя, что гоняться за ней – всё равно что искать для лепки снеговика позапрошлогодний снег среди лета. В-четвёртых, чтобы не смешиваться в борьбе за свободу с либералами, нужно быть мощной и независимой политической силой – в противном же случае левые неизбежно окажутся у них на подтанцовках, подобно неуверенному в себе гуманистическому коммунисту из зарисовки выше.
И вот я даю третий ответ на вопрос «что делать?»: коммунистам следует поэтому упирать в своей идеологии и пропаганде прежде всего на образы Справедливости и Порядка. Это означает предлагать людям не какие-то тухлые либеральные частности, не «честные выборы» и не фиолетовую анатомию, не «свободу от» (например, от очередного бессчётного Владимира Владимировича), а целостную концепцию нового общества, основанного на принципах, радикально отличных от моделей последних 35 лет. Акцентироваться же, допустим, на том, что мы не будем запрещать малый бизнес, нет-нет, ни в коем случае – это заведомо проигрышная штука, это пошлый либеральный хвостизм и оправдательная позиция гуманистического коммуниста. Политически правильно – уметь так расписать грядущие свершения крупной государственной промышленности и плановой экономики в целом, чтобы у людей не возникало желания беспокоиться о судьбе колбасной палатки через улицу, благо нынче все палатки и без того по преимуществу представляют собой коготки на кончиках щупальцев крупного бизнеса, а вовсе не плод трудов какого-то там народного микропредпринимателя Васи. Но для такого подхода нужно иметь образ будущего, хорошо подходящий для массовой пропаганды – а у нас нет и его тоже, и приходится нам обходиться заменителями в виде старых советских образов. То, что мы располагаем хотя бы советскими запасами, спасает нас от полного провала в глазах масс, но вовсе не избавляет от необходимости самим разрабатывать образ будущего досконально и во всех аспектах. Это – ещё один, четвёртый ответ на вопрос «что делать?»: разработать широкий и профессиональный план социалистических преобразований, создать представление о ближайших и дальних результатах этих преобразований и суметь художественными средствами нарисовать образ преобразованного общества так, чтобы он был привлекателен для людей. Ну и, конечно, требуется обзавестись качественным и мощным пропагандистским аппаратом, а иначе доносить образ будущего до адресатов будет некому и нечем, но об этом я ещё скажу далее.
Следующий момент. Наше левое движение в значительной своей части занято сегодня прямо противоположным делом – размахивает флагом Свободы так, словно хочет перещеголять либералов. Между тем со времён Болотной площади, когда оборона сохранявшихся тогда остатков «неуправляемой» буржуазной демократии ещё имела какой-то смысл, а путинское и либеральное крылья российской власти почти не разделились и не различались между собой, утекло много воды. Внутренний политический расклад, международная обстановка, российские экономические реалии и местами даже идеологические позиции режима переменились весьма существенно. Словно бы не замечая этого, даже те нетвойнисты, что потрудились обосновать свою позицию аргументами формата «вы все одинаково мерзкие империалисты», нет-нет да и скатываются на тему подавления в Россиюшке демократических свобод; ну а другое их крыло с самого начала было больше всего озабочено «фашизацией России», под которой подразумевалось именно свёртывание буржуазной демократии и ничто иное. Ныне эти демократически озабоченные левые опять начинают искать союза с либералами, напрочь забыв как о том, что из этого получилось в болотную эпоху, так и о том, что, в отличие от ситуации 12-летней давности, поддержать такой союз сегодня означает также поддержать возвращение России на путь чистого компрадорства, самой оголтелой антикоммунистической идеологии и пропаганды, беспримесного неолиберального рыночка с его деиндустриализацией и прочими прелестями. «Но ведь в России фашизм! – кричат нам в ответ из лагеря демократических нетвойнистов. – Любой ценой нужно вернуться хотя бы к буржуазной демократии, иначе всем конец!».
Ну вот и давайте разберёмся, кто у нас тут из буржуев фашист, а кто не очень, и почему. К сожалению, это вновь потребует обширного отступления от темы антифашистской практики, но что поделать, если у нас столько запутанных вопросов, что останавливаться и разбирать ту или иную проблему приходится на каждом шагу. Заодно сразу скажу – вопрос собственно российско-украинского конфликта и позиции коммунистов в нём я распутал ещё два года назад, в статье «Украина как учебная задача», поэтому кто хочет обругать позицию автора по войне со знанием дела, идёт туда и знакомится с оной позицией. В настоящей же работе я лишь разбираю, где – в Москве или в Киеве – сидят личности, больше похожие на фашистов. Уточнение для тех, кому надо проговорить всё прямым текстом – те личности, которые похожи на фашистов меньше, не становятся от этого ни белыми, ни пушистыми, ни симпатичными. Они остаются представителями самых реакционных классов современного общества, а равно личностями, крайне неприятными во всех отношениях и виновными в великом множестве грехов.
Александр ХАЙФИШ
(продолжение следует)