ENG- это воскресенье помню в подробностях. Я был тогда в первом классе, в те дни дочитывал Джека Лондона «Сердца трёх», мы только что переехали в новый дом, под окном был сад Дома Пашкова с фонтаном – библиотека имени Ленина. А когда ехали на новую квартиру - на Арбатской площади на кинотеатре «Художественный» была реклама-анонс фильма "Свинарка и пастух".Не успели переехать в мае, как в доме начались аресты по делу Ванникова, наркома вооружений.
Отец был главным контролёром по этому наркомату, и его отстранили – сидел дома. Опасаясь его ареста - нас, двоих младших сыновей, отправили на дачу к маминой подруге, но к 22 июня мы уже вернулись в Москву.
Этот выходной день был солнечный, мама была на кухне, отец побрился, и сел к приёмнику. Новый супергетеродин 6Н1 принимал заграницу. Всё было ещё очень мирно, все были дома, в том числе и старший мой брат, Май, курсант аэроклуба, недавно бросивший десятый класс ради перспективы стать лётчиком. Дело в том, что мама его корила, что совмещать учёбу в школе и в аэроклубе у него не получится. Надо покинуть аэроклуб. А он покинул школу, и пошёл грузчиком на железную дорогу.
В это утро отец всё крутил ручки приёмника, и, наконец, не вытерпел, позвал маму, учительницу немецкого языка, - Женя, иди, послушай, какой-то переполох в эфире. Наших что-то не слышно, а вся заграница шумит, как пчёлы в улье. Вот кто-то лает в микрофон, это не по-немецки»?
Мама с минуту послушала, – Это Гитлер, Германия начала войну с нами! Отец быстро надел шинель, поехал на службу в Совнарком, от которой его отстранили уже в конце мая. Первого-то мая он ещё водил меня смотреть первомайский парад, где скакали тачанки и конница, шла пехота, громыхали танки, орудия, а в небе летели истребители. Как в песне – «бейте с неба самолёты, самолёты, крой бойцы во все штыки!». И вот – теперь война. «Застрочили пулемёты, пулемёты, в бой пошли большевики».
Май стал собираться в военкомат. Я подошёл, спросил его, - Май, ты будешь стрелять в немецких рабочих, одетых в солдатские шинели?
Нас так воспитывали и в книгах, и в кинофильмах, и в школе. Так мы понимали войну, и так, мы считали, надо нам относиться к войне: – будет революция, немецкие рабочие и солдаты свергнут власть буржуев, как это было у нас. Будет революция и у них. Май мне ответил так, - Они пока верят Гитлеру, и пока придётся стрелять в них, пока они идут за ним на нашу страну.
И он ушёл. По радио начал выступление председатель правительства Молотов. Да, на нас напали, порвав договор о ненападении. А что делать нам? Я спросил маму, - А что нам с Димкой делать, раз война началась?
Мама в германскую войну уже была на фронте, и даже заслужила награды – две георгиевские медали – за мужество под бомбёжкой. Она даже в одной дивизии с отцом служила, только познакомилась с ним уже после революции. Она посоветовала, - А вы можете разбить свои копилки, и отнести деньги управдому в фонд обороны.
Она поспешила в магазин Военторг на Калининском проспекте, запасать перед войной продукты, а мы с братом занялись копилками. Это были блестящие чёрные глиняные кошечки с прорезью на спине для опускания монеток, купленные ещё на старой квартире, на Усачёвском рынке. Жалко было их разбивать. Но делать нечего, разбили, достали свои богатства, и без сожаления понесли их управдому, Анне Васильевне, во второй подъезд. Она приняла их всерьёз – записала в новую тетрадь – от кого и сколько. А дома уже возвратилась мама. В Военторге уже был ажиотаж, ей удалось купить только пару банок шпрот, всё уже смели с полок. Потом вернулся Май из военкомата – там тоже был ажиотаж. Но он был среди первых, на приём попал быстро, а ему отказали в приёме в армию – он у них числился в аэроклубе и ему сказали - аэроклуб станет военным училищем – там после обучения и получишь призыв на фронт. А потом пришёл и отец. Ему тоже не дали никакого дела, вот решат его персональное дело, будет ясно, где ему быть.
В этот же день за окном начались военные приготовления. На Большом кремлёвском дворце стали сразу устанавливать зенитку, а золотой купол Ивана Великого стали затягивать серым чехлом. Видимо, приготовленным заранее. На рубиновые звёзды тоже начали надевать серые чехлы. На другой же день начали проверять – у всех ли в доме есть противогазы. 
Мама купила нам детские противогазы с малыми масками, с пакетиками средства против запотевания стёкол. Соседний дом уже имел на фронтоне знак – пропеллер с крыльями – «Готов к труду и обороне», на его крыше тоже установили зенитный пулемёт. И во дворе нашего дома начались занятия по противовоздушной обороне. За столом во дворе собирали жителей, и инструктор учил их, как надевать противогаз. На площадках этажей поставили баки с водой и ящики с песком и щипцами – гасить зажигалки. Весь дом клеил бумажными полосами кресты на окна. Во дворе вскоре вырыли пожарный водоём и заасфальтировали его борта. Ребята сразу приспособились в нём купаться. А стены Кремля стали закрашивать под маленький домик с садом – маскировка.
Нас с младшим братом взяли на учёт в соседнюю школу – предстояла эвакуация детей в тыловые районы.
Мама уже повела нас на сборный пункт в эту школу, и тут вдруг узнала, что в эвакуацию можно ехать и в частном порядке. Мы вернулись с мамой домой. Вскоре с Маем я поехал к двоюродному брату Мая, к Веньке. Он тоже уходил на фронт. А тетя Тоня с тремя детьми тоже собиралась ехать в родные места её мужа, в село Нероново Костромской области. Мы с Маем ехали к тёте Тоне на троллейбусе. В салоне висел плакат Кукрыниксов – в прорыв текста договора о ненападении пролезал Гитлер с бомбой против нашей страны. Пассажиры читали «Правду» – там сообщали об успешной обороне на Юге, на Украине. Как там наши? Шёл уже июль, уже бы налёт на Москву.
На площади Революции был сбитый немецкий самолёт, ребята со двора бегали смотреть его.
Налёт был уже вечером. Мама не повела нас в бомбоубежище – лучше уж погибнуть от бомбы, чем быть заваленными под обломками дома. Весь налёт мы провели у окна, затемнение не завешивали, просто погасили свет, но в комнате было светло от всполохов зенитного огня, и от суетящихся в небе лучей прожекторов. Они и поймали в перекрестье немца.
В то же время выступил по радио и Сталин, это было уже третьего июля. Его выступление было распечатано и наклеено на дверях дома и на всех подъездах. Май повёл меня к флигелю во дворе – читать эту речь на стене. Да, это не на озере Хасан, и не Халкин-Гол. Это – только бы выстоять. Весь народ должен быть готов к партизанской войне. По радио пели военные песни, уже прозвучали «Священная война», «С далёкой я заставы», «Пролетают кони да шляхом каменистым», «Смуглянка» и другие.
И вот отъезд. Мы с мамой и тётя Тоня с её детьми уже ожидали провожающих в вагоне поезда на Ярославском вокзале, и вскоре появился Май. Его училище отправляли на Запад, он завтра уезжал из Москвы, и наказал маме: – «вернётесь – вам оставлена пластинка». Он сходил в ателье звукозаписи на улице Горького, записал говорящее письмо. Когда мы вернулись через полтора года – письмо кто-то забрал, – в бомбёжки квартиры все раскрывали, чтоб добираться до зажигалок, и все пластинки к патефону пропали, и эта – тоже.
Поезд ещё не отъехал, Май ушёл, а пришёл проститься с нами еле поспевший отец. Его персональное дело в этот день как раз разбирали. Ему - «Как же ты прошляпил врага народа Ванникова?» Отец в ответ: «С Ванниковым был лишь в служебных отношениях, а по службе он всё делал как надо, честно и квалифицировано. Если что и прошляпил я – прошу отпустить на фронт – искуплю». Вот – отпустили, завтра ухожу в часть» Простились, и поезд тронулся.
А потом я уже узнал, что через день подконтрольного отцу наркома Ванникова вызвал из заключения Сталин – «Нашёл время сидеть!» и вскоре назначил его наркомом боеприпасов. Сейчас его урна в Кремлёвской стене – он был куратором курчатовского проекта советской атомной бомбы. А отец уже был на войне, а мы уже были в Неронове, и там довелось видеть пожар, устроенный военнообязанным, чтобы отсидеться в заключении на время войны. Но это, как говорит на ТВ Каневский ,– уже другая история. Ну, вернее – не совсем другая. Отец вернулся с наградами, с орденами, участвовал в Параде Победы. А с войны не вернулись ни Май, ни его двоюродный брат, тёти Тонин Венька, как и многие наши ребята, сверстники Мая.