ENGВ ноябре 2017г. на телеканале НТВ была показана ложная буржуазная версия трилогии графа А. Н. Толстого «Хождение по мукам». Необходимо её разоблачить. Но как?
-Показав, что и как Толстой написал о событиях 1914 – 1920 гг в России в трилогии. В части 1 моей статьи показаны, на основе книги «Сёстры», события, произошедшие до 1-й мировой империалистической войны, начавшейся 28 июля 1914г. А 31 июля 1914г. газета «Биржевые Ведомости» опубликовала сообщение: «Не Петербург, а Петроград»:
«Чешская колония в Петербурге выработала следующий текст обращения к русскому населению:
„Ныне вполне своевременно и уместно вспомнить почин длинного ряда русских деятелей и мыслителей XVIII и начала XIX веков, которых коробило немецкое название нашей столицы. Уже Екатерина Великая издавала указы в „Граде Св. Петра“, Александр Благословенный привез древние изваяния с берегов Нила тоже в „Град Св. Петра“. Пушкин и другие поэты говорят о „Петрограде“; „Петроградом“же называют нашу столицу все южные и западные славяне, также червоноруссы. Пора исправить ошибку предков, пора сбросить последнюю тень немецкой опеки. Мы, чехи, просим общественное управление столицы войти с ходатайством на Высочайшее Имя об утверждении и обязательном впредь употреблении русского названия столицы „Петроград“. Под этим воззванием чешская колония успела собрать уже целую массу подписей среди всех классов населения».
И 31 августа 1914г. царским указом С. - Петербург патриотично был переименован в Петроград и также патриотично современной буржуазией переименован 6 сентября 1991 г. в С. - Петербург.
Как же описал Толстой настроения в российском обществе, на фоне событий войны, которые были в 1-й год этой кровавой империалистической войны за передел мира?
Вот он пишет о либеральной буржуазии и её интеллигенции, оппозиционных к монархии:
«…В кабинете редактора большой либеральной газеты «Слово народа» шло чрезвычайное редакционное заседание, и так как вчера законом спиртные напитки были запрещены, то к редакционному чаю, сверх обычая, были поданы коньяк и ром… Редактор… говорил чеканным голосом… :«…Сложность нашей задачи в том, что, не отступая ни шага от оппозиции царской власти, мы должны перед лицом опасности, грозящей целостности Российского государства, подать руку этой власти… Вопрос о вине царского правительства, вовлекшего Россию в войну, есть в эту минуту вопрос второстепенный. Мы должны победить, а затем судить виновных… Нет сомнения, что война не может продолжиться долее трёх-четырёх месяцев, и какой бы ни был её исход, - мы с гордо поднятой головой скажем царскому правительству: в тяжёлый час мы были с вами, теперь мы требуем вас к ответу… » Один из старейших членов редколлегии – Белосветов… воскликнул вне себя:«Воюет царское правительство, причём здесь мы и протянутая рука? . . . Простая логика говорит, что мы должны отмежеваться от этой авантюры, а вслед за нами – и вся интеллигенция. Пускай цари ломают себе шеи, - мы только выиграем». - «Да уж знаете, протягивать руку Николаю Второму, как хотите, - противно, господа, - пробормотал Альфа… , - во сне холодный пот прошибёт». Сейчас же заговорило несколько голосов:«Нет и не может быть таких условий, которые заставили бы нас пойти на соглашение… » - «Что же это такое – капитуляция? – я спрашиваю» - «Позорный конец всему прогрессивному движению?» - «А я, господа, всё-таки хотел бы, чтобы кто-нибудь объяснил мне цель этой войны». - «Вот, когда немцы намнут шею, - тогда узнаете». - «Эге, батенька, да вы, кажется, националист!» - «Просто – я не желаю быть битым». - «Да ведь бить-то будут не вас, а Николая Второго». - «Позвольте… А Польша? А Волынь? А Киев?» - «Чем больше будем биты – тем скорее настанет революция». - «А я ни за какую вашу революцию не желаю отдавать Киев… » …
С трудом восстановив порядок, редактор разъяснил, что на основании циркуляра о военном положении военная цензура закроет газету за малейший выпад против правительства, и будут уничтожены зачатки свободного слова, в борьбе за которое положено столько сил. -«Поэтому предлагаю уважаемому собранию найти приемлемую точку зрения. Со своей стороны, смею высказать, быть может, парадоксальное мнение, что нам придётся принять эту войну целиком, со всеми последствиями. Не забывайте, что война очень популярна в обществе. В Москве её объявили второй отечественной, государь был встречен в Москве почти горячо. Мобилизация среди простого населения проходит так, как этого не могли ожидать…» - «Василий Васильевич, да вы шутите или нет? – уже совсем жалобным голосом воскликнул Белосветов. – Да ведь вы целое мировоззрение рушите… Идти помогать правительству? А 10 тысяч лучших русских людей, гниющих в Сибири? А расстрелы рабочих? Ведь ещё кровь не обсохла».
Всё это были разговоры прекраснейшие и благороднейшие, но каждому становилось ясно, что соглашения с правительством не миновать, и поэтому, когда из типографии принесли корректуру передовой статьи, начинавшейся словами: «Перед лицом германского нашествия мы должны сомкнуть единый фронт», - …очередной номер был свёрстан с заголовком: «Отечество в опасности. К оружию».
Всё же в сердце каждого было смутно и тревожно. Каким образом прочный европейский мир… взлетел на воздух и почему гуманная европейская цивилизация, посредством которой «Слово народа» ежедневно кололо глаза правительству и совестило обывателей, оказалась карточным домиком (… а настал час – и под накрахмаленной рубашкой объявился всё тот же звероподобный, волосатый человечище с дубиной)…
Антошке Арнольдову поручили отдел военной цензуры. Он… на лихаче «запустил» по Невскому в Главный штаб. Завотделом печати, полковник Генштаба Солнцев, принял в своём кабинете Антошку… «…Я не сомневаюсь, полковник, что к новому году русские войска будут в Берлине… » Полковник Солнцев учтиво перебил:«Мне кажется, что русское общество недостаточно уясняет себе размеры настоящей войны. Конечно, я не могу не приветствовать ваше прекрасное пожелание нашей доблестной армии войти в Берлин, но опасаюсь, что сделать это труднее, чем вы думаете. Я … полагаю, что важнейшая задача прессы в настоящий момент – подготовить общество к мысли об очень серьёзной опасности, грозящей нашему государству, а также о чрезвычайных жертвах, которые мы все должны принести… Германцы имеют преимущество перед нами в количестве артиллерии и густоте пограничной сети железных дорог. Тем не менее мы сделаем всё возможное, чтобы не допустить врага перейти наши границы… Я понимаю, что чувство патриотизма среди некоторых кругов несколько осложнено. Но опасность настолько серьёзна, что – я уверен – все споры и счёты будут отложены до лучшего времени. Российская империя даже в 1812 году не переживала столь острого момента… Затем нужно привести в известность, что имеющиеся … военные лазареты не смогут вместить всего количества раненых. Поэтому и с этой стороны обществу нужно быть готовым к широкой помощи… » - «Простите, полковник, …какое же может быть количество раненых?» … - «Мне кажется, в ближайшие недели нужно ожидать тысяч 250-300»… - «Сколько же нужно считать убитых в таком случае?» - «Обычно мы считаем от 5 до 10% от количества раненых» … »
А вот что увидел Арнольдов, выйдя из Генштаба: «…Толпа валила валом к Исаакиевской площади… Все окна, и крыши, и гранитные ступени Исаакия были полны народом. И все эти десятки тысяч людей глядели туда, где из верхних окон… германского посольства вылетали клубы дыма… С каждым клубом дыма, с каждой новой вещью, выброшенной из окон, - по толпе проходил рёв. Но вот на фронтоне дома, где два бронзовых великана держали под уздцы коней, появились… человечки… и послышались металлические удары молотков. Правый из великанов… рухнул на тротуар. Толпа завыла, кинулась к нему… «В Мойку их!.. » Антошку Арнольдова схватила за плечо полная дама в пенсне и кричала ему: «Всех их перетопим… » …
В тот же вечер Антошка… писал на узких полосах бумаги:«…Сегодня мы видели весь размах и красоту народного гнева… Мы будем воевать до победного конца, каких бы жертв это нам не стоило. Немцы рассчитывали застать Россию спящей, но при громовых словах: «Отечество в опасности» - народ поднялся, как один человек… »…
Несмотря на сопротивление пораженцев… статья Арнольдова была напечатана… Сейчас же в редакцию стали приходить письма от читателей, - одни выражали восторженное удовлетворение… , другие – горькую иронию. Но первых было больше…
Антошке прибавили построчную плату и спустя неделю вызвали в кабинет главного редактора… :«Вам нужно ехать в деревню …Мы должны знать, что думают и говорят мужики… » - «Результаты мобилизации указывают на огромный патриотический подъём, Василий Васильевич». - «Знаю. Но откуда он, чёрт возьми, у них взялся?.. »
И вот перед Арнольдовым: «…Деревня Хлыбы, в 60 с лишком дворов… Деревенский надел был небольшой, земля тощая, - мужики почти все ходили в Москву на промыслы… Антошка… пошёл по тропинке туда, где… на крыльце… сидели Кий Киевич – учитель – и Елизавета Киевна… «Я к вам за информацией, Кий Киевич, расскажите-ка мне поподробнее, что в ваших Хлыбах думают и говорят о войне… » … «А чёрт их знает, что они думают… Молчат… » - «Стало быть сопротивления мобилизации не было?» - «Нет, сопротивления не было». - «Понимают, что немец – враг?» - «Нет, тут не в немце дело». - «А в ком же?» … «Дело не в немце – дело в винтовке… Винтовочку в руки заполучить. А уж у человека с винтовкой другая психология… Поживём, увидим – в каком, собственно, направлении намерены стрелять винтовки… Так-то… » - «Ну, а всё-таки, разговаривают они о войне?» - «Подите на деревню, послушайте… » …
На открытом месте, у деревянной амбарушки… сидели три девки… В амбарушке кто-то возился, потом… наружу вышел лысый мужик… «Соловьи-птицы, всё поёте?» - «Поём, да не про тебя, дядя Фёдор» … Фёдор присел около девок. Ближняя к нему сказала:
«Народу… на войну забрали – полсвета». - «Скоро, девки, и до нас доберутся». …Девки засмеялись, и крайняя опять спросила: «С кем у нашего царя война?» - «С иным царём». … «А ты - будет тебе врать. Какой иной царь, - с немцем у нас война» …
Антошка… предложил Фёдору папироску и спросил осторожно: «А что, скажите, из вашей деревни охотно шли на войну?» - «Охотой многие пошли, господин». - «Был, значит, подъём». - «Да, поднялись. Отчего не пойти? Всё-таки посмотрят – как там и что. А убьют – всё равно здесь помирать. Землишка у нас скудная, перебиваемся с хлеба на квас. А там, все говорят, - два раза мясо едят, и сахар, и чай, и табак, - сколько хочешь кури»…
Вся страна всколыхнулась от грохота пушек… Население городов, пресыщенное обезображенной, нечистой жизнью, словно очнулось от душного сна. В грохоте пушек был возбуждающий голос мировой грозы. Стало казаться, что прежняя жизнь невыносима далее. Население со злорадной яростью приветствовало войну.
В деревнях много не спрашивали – с кем война и за что, - не всё ли равно. Уж давно злоба и ненависть кровавым туманом застилали глаза… Кончилось старое житьё, - Россию, как большой ложкой, начало мешать и мутить, всё тронулось, сдвинулось… »
А вот какие настроения были в армии: «…Армейский полк, куда он (Телегин – К. ) зачислился прапорщиком, наступал с боями. Больше половины офицерского и солдатского состава было выбито, пополнений они не получали, и все ждали только одного: когда их… отведут в тыл. Но высшее командование стремилось до наступления зимы во что бы то ни стало вторгнуться через Карпаты в Венгрию и опустошить её. Людей не щадили, - человеческих запасов было много. Казалось, что этим длительным напряжением третий месяц непрекращающегося боя будет сломлено сопротивление отступающих в беспорядке австрийских армий, падут Краков и Вена, и левым крылом русские смогут выйти в незащищённый тыл Германии. Следуя этому плану, русские войска безостановочно шли на запад, захватывая десятки тысяч пленных, огромные запасы продовольствия, снарядов, оружия и одежды… И несмотря даже на то, что в первых же битвах погибли регулярные армии, ожесточение росло…
Было что-то в этой войне выше человеческого понимания. Казалось, враг разгромлен… , ещё усилие – и будет решительная победа. Усилие совершалось, но на месте растаявших армий врага вырастали новые, с унылым упрямством шли на смерть и гибли.
Ни татарские орды, ни полчища персов не дрались так жестоко и не умирали так легко, как… европейцы или хитрые русские мужики, видевшие, что они только бессловесный скот, - мясо в этой бойне, затеянной господами…
«…Требуют в роту». - «Кто?» - «Полковник Розанов… » Телегин сложил недочитанное письмо (от Даши – К. ) … и вышел… «Кто идёт?» - «Свой, свой, - поспешно сказал Телегин… Солдаты, разбуженные стрельбой, говорили:… «Когда эта война кончится?» - … - «Кончится, да не мы это увидим» - «Хоть бы Вену, что ли бы, взяли» - «А тебе она на что?» - «Так, всё-таки». - «К весне воевать не кончим, - всё равно все разбегутся. Землю кому пахать – бабам? Народу накрошили – полную меру. Будет. Напились. Сами отвалимся». - «Ну, енералы скоро воевать не перестанут» - … - «Верно, ребята. Первое дело – двойное жалованье идёт им, кресты, ордена. Мне один человек сказывал: за каждого, говорит, рекрута англичане платят нашим генералам по 38 целковых с полтиной за душу». - «Ах, сволочи! Как скот продают». - «Ладно, потерпим, увидим».
Когда Телегин вошёл в землянку, батальонный командир… проговорил… :
«Штука в том, что нам приказано… перебраться на ту сторону… Коньячку желаете? Вот я придумал… Навести мостик… Перекинем на ту сторону два взвода… » …
«Иван Ильич!» - «Да, да, Зубцов, не сплю» - «Разве не зря – убить человека-то. У него, чай, домишко свой, семейство какое ни на есть… Значит, грех-то этот кто-то уж взял за это самое?» - «Какой грех?» - «Да хотя бы мой… » - «Какой же твой грех, когда ты отечество обороняешь?» - «Так-то так… я говорю… кто-нибудь да окажется виновный, - мы разыщем. Кто эту войну допустил – тот и отвечать будет… Жестоко ответят за эти дела… » …
С первых же месяцев выяснилось, что доблесть прежнего солдата… , умеющего скакать, рубить и не кланяться пулям, - бесполезна. На главное место на войне были выдвинуты техника и организация тыла… Понадобился солдат, умеющий прятаться, зарываться в землю… Сентиментальные постановления Гаагской конференции, - как нравственно и как безнравственно убивать, - были просто разорваны… Это было время, когда… внушали, что убийство, разрушение, уничтожение целых наций – доблестные и святые поступки. Об этом твердили, вопили, взывали ежедневно миллионы газетных листков…
Товаров не хватало. Цены росли. Вывоз сырья из России остановился. В три гавани на севере и востоке – единственные оставшиеся продухи в замурованной насмерть стране – ввозились лишь снаряды и орудия войны. Поля обрабатывались дурно. Миллиарды бумажных денег уходили в деревню, и мужики уже с неохотой продавали хлеб…
Никакой разум не мог объяснить, почему железом, динамитом и голодом человечество упрямо уничтожает само себя. Изливались какие-то вековые гнойники. Переживалось наследие прошлого…
В странах начинался голод. Жизнь повсюду останавливалась. Война начинала казаться лишь первым действием трагедии…
«Ну, вот, девочки, мы и опять все вместе, говорил Николай Иванович… «Представь, Катюша, я полюбил яйца по-английски… А вот у немцев-то выдают по 1 яйцу на человека 2 раза в месяц… Вот этим самым яйцом ухлопаем Германию всмятку. У них, говорят, уже дети без кожи начинают родиться… «Это ужасно, - сказала Екатерина… , когда дети рождаются без кожи… - у нас или у немцев» - «Прости, Катюша, ты несёшь чепуху». - «Я только знаю, что, - когда ежедневно убивают, убивают, это так ужасно, что не хочется жить». - «Что поделаешь … приходится на собственной шкуре начать понимать, что такое государство… Теперь, когда я иду умирать за государство, я прежде всего спрашиваю, - а вы, те, кто посылаете меня на смерть, вы – во всеоружии государственной мудрости?.. Да, Катюша, государство ещё продолжает… коситься на общественные организации, но уже ясно, что без нас ему теперь не обойтись… Кровь не будет пролита даром. Война кончится тем, что у государственного руля встанет наш брат, общественный деятель. То, чего не смогли сделать «Земля и воля», революционеры и марксисты, - сделает война… » …
У Николая Ивановича в эту ночь было экстренное заседание, и он заехал за сёстрами (в лазарет – К. ) в 3-м часу ночи на автомобиле. Екатерина Дмитриевна сказала, что они с Дашей… просят повезти их кататься… «Я и забыл сказать, Катюша, - проговорил Николай … , – Чумаков, рассказывает, что в Галиции, оказывается, положение очень серьёзное. Немцы лупят нас таким ураганным огнём, что под гребёнку уничтожают целые полки. А у нас снарядов, изволите ли видеть, не хватает… Чёрт знает, что такое!.. » …
«…Эх, братцы мои, пропадёт Россия!» У глиняной стены сарая… сидело трое солдат. Один развесил на колышках сушить портянки… ; другой подшивал заплату на штаны… ; третий, сидя на земле… глядел на огонь запавшими сумасшедшими глазами. - «Всё продано, вот какие дела, - говорил он негромко. – Чуть наши перевес начинают брать, - сейчас приказ – отойти. Только и знаем, что жидов на сучках вешать, а измена, гляди, на самом верху гнездится». - «Так надоела мне эта война, ни в одной газете не опишут, - сказал солдат, сушивший портянки… - Пошли наступать, отступили, опять наступление, ах, пропасти на них нет! – и тем же порядком опять возвращаемся на своё место. Безрезультатно!» – выговорил он и сплюнул в огонь… «Давеча ко мне подходит поручик Жадов (об Аркадии будет сказано и дальше – К. ), - … проговорил солдат, штопавший штаны, - … Начинает придираться. Отчего дыра на портках? . . . Я молчу. И кончился наш разговор очень просто, - хлысть меня в зубы». Солдат, сушивший портянки, ответил: «Ружьёв нет, стрелять нечем. На нашей батарее снарядов – 7 штук на орудие… » … Чёрный, страшноглазый солдат сказал: «Весь народ подняли, берут теперь до 43 лет. С такой бы силой свет можно пройти. Разве мы отказываемся? Только уж и ты своё исполняй, - мы своё исполним» … » - «Видел я поле под Варшавой, - говорил чёрный, - лежат на нём тысяч 5 или 6 сибирских стрелков. Все побитые лежат, как снопы. Зачем? Отчего? А вот отчего… На военном совете стали решать, что, мол, так и так, и сейчас же один генерал выходит оттудова и тайком – телеграмму в Берлин. Понял? Два сибирских корпуса прямым маршем с вокзала – прямо на это поле – и попадают под пулемёты… А за что сибирских стрелков, как баранов, положили? Я вам говорю, ребята, пропала Россия, продали нас. И продал нас наш же мужик… , села Покровского бродяга… А теперь в Петрограде за царя сидит, министры, генералы кругом его так и крутятся. Нас бьют, тысячами в сырую землю ложимся, а у них в Петрограде электричество так и пышет. Пьют, едят, от жира лопаются» …
В конце мая (1915г. – К. ) Николай Иванович перевёз Екатерину Дмитриевну под Москву, на дачу… Каждый вечер Даша и Николай Иванович вылезали из дачного поезда… На террасе Николай Иванович, шурша газетами, говорил: «Война уже по одному тому не может долго длиться, что страны согласия и мы – союзники – разоримся… Мы потеряли Львов и Люблин. Чёрт знает, что! Как можно воевать, когда предатели вонзают нож в спину! Невероятно… Если мы потеряем Варшаву, будет такой позор, что нельзя жить. Право, иногда приходит в голову, - не лучше ли заключить хоть перемирие какое-нибудь да и повернуть штыки на Петроград… Эшелоны отправляются на фронт без ружей, в окопах сидят с палками. Винтовка – одна на каждого пятого человека. Идут в атаку с теми же палками, в расчёте, когда убьют соседа, - взять винтовку… » …
В первых числах июня (1915г. – К. ), в праздник, Даша встала рано и, чтобы не будить Катю, пошла мыться на кухню. На столе лежала… открытка… Взяла её… там было написано: «…Рана моя совсем зажила… Обнимаю тебя, Даша, если ты меня ещё помнишь. И. Телегин» … Даша… побежала к Николаю Ивановичу… она потребовала от него самого точного ответа, - когда кончится война? – «Матушка ты моя, да ведь этого никто теперь не знает». - «Что же ты тогда делаешь в этом дурацком Городском союзе? Только болтаете чепуху с утра до ночи. Сейчас еду в Москву, к командующему войсками… Я потребую от него… » - «Что от него потребуешь? Ах, Даша, Даша, ждать надо» …
Часто сёстры говорили о том, что на них, да и на каждого теперь человека, легла, как жернов, тяжесть… Вот Жилкины вчера позвали гостей на новое варенье, а за чаем приносят газету, - и в списках убитых – брат Жилкина: погиб на поле славы… И так – повсюду. Жить стало дорого. Впереди неясно, уныло. Варшаву отдали. Брест-Литовск взорван и пал. Всюду шпионов ловят. На реке Химке, в овраге, завелись разбойники…
Утром, однажды, на площадку близ смоковниковской дачи примчался… извозчик… Извозчик, красный, горячий, говорил… : «…Вытащили его из конторы, раскачали – да об мостовую, да в Москву-реку, а на заводе ещё 5 душ скрывается – немцев… Троих нашли, - городовые отбили, а то быть им тем же порядком в речке… Грабёж по всему городу… » …
Даша и Николай Иванович были в Москве. Оттуда… поднимался чёрный столб дыма… Пожар хорошо был виден (Кате – К. ) с деревенской площади, где стояло кучками простонародье. Когда к ним подходили дачники, - разговоры замолкали: на господ поглядывали не то с усмешкой, не то с странным ожиданием. Появился плотный человек… , закричал: «В Москве немцев режут!» … Толпа волновалась, гудела.
«Варшавский вокзал горит, немцы подожгли». - «Немцев 2 тысячи зарезали». - «Не 2, а 6 тысяч, - всех в реку покидали». - «Начали –то с немцев, потом пошли подряд чистить. Кузнецкий мост, говорят, разнесли начисто». - «Так им и надо. Нажрались на нашем поте сволочи!» - «Разве народ остановишь, народ остановить нельзя» …
Наконец в 6-м часу… приехали Даша и Николай Иванович. Оба… рассказывали, что по всей Москве народ собирается толпами и громит квартиры немцев и немецкие магазины. Несколько домов подожжены… Говорят – были убийства… «Конечно, это варварство, - говорил Николай … , - но мне нравится этот темперамент, силища в народе. Сегодня разнесли немецкие лавки, а завтра баррикады, чёрт возьми, начнут строить. Правительство нарочно допустило этот погром. Да, да… , чтобы выпустить излишек озлобления. Но народ через такие штуки получит вкус к чему-нибудь посерьёзнее… » …
В начале августа (1915г. – К. ) Смоковниковы переехали в город, и Екатерина Дмитриевна опять стала работать в лазарете. Москва в эту осень была полна беженцами из Польши… Магазины, кофейни, театры – полны… Вся эта суета, роскошь, переполненные театры и гостиницы, шумные улицы, залитые электрическим светом, были прикрыты от всех опасностей живой стеной 12-миллионной армии, сочащейся кровью.
А военные дела продолжали быть очень неутешительными. Повсюду, на фронте и в тылу, говорили о злой воле Распутина, об измене, о невозможности далее бороться, если Никола-угодник не выручит чудом. И вот во время уныния и развала, генерал Рузский неожиданно… остановил наступление германских армий…
Аркадий Жадов (анархист и бывший поручик – К. ) сидел… во втором этаже дома, в единственной обитаемой комнате. Пустой рукав его когда-то щегольского френча был засунут за пояс… Жадов пил красное вино, ещё оставшееся в бочонках в погребе отцовского его дома. На другом конце диванчика сидела Елизавета Киевна, тоже пила вино и курила… «Картошка хотя бы есть у нас? - … проговорил Жадов… «Я сбегаю к соседям, можно обменять на вино несколько хлеба и картошки» - «Ты это сделаешь, когда я кончу говорить… Сегодня мною окончательно решён вопрос о допустимости преступления… Но идея преступности мною разрешена только в истекшие сутки… Вопрос об убийстве и ограблении врага решён государственной властью, то есть высочайше установленной моралью, то есть сводом уголовных и гражданских законов, в положительном смысле. Стало быть, вопрос сводится к моему личному ощущению, кого я считаю своим врагом… Убийство и грабёж организованы государством. Дурачки, соплячки продолжают называть убийство и грабёж убийством и грабежом. Я же отныне называю это полным осуществлением права личности… Миллиард людей находится в состоянии военного действия, 50 миллионов мужчин дерутся на фронтах… Пока они представляют два враждебных коллектива. Но им ничего не мешает… прекратить стрельбу и соединиться. И это будет тогда, когда какой-нибудь человек скажет тому 50-миллионному коллективу: «Болваны, стреляете не по той цели».
Война должна кончиться бунтом, революцией, мировым пожаром. Штыки обратятся внутрь стран. Коллектив окажется хозяином жизни… Но тем более у меня развязаны руки для борьбы. Там – закон масс, здесь – закон личности… Вы – за социализм, а мы – за закон джунглей, а мы – за… священную анархию» … » …
«Война начинала казаться лишь первым действием трагедии… », а на деле выражением перехода капитализма в свою высшую стадию развития – империализм. Таким образом, уже 1-й год войны показал со всей очевидностью, что большинство народа было против войны и стремилось к её завершению, понимая, что это возможно лишь путем революции с целью свержения монархии и с прицелом далее на социализм.
А какие настроения были среди пролетариев-рабочих перед буржуазной Февральской революцией 1917г. ? Об этом и другом – в следующей 3-й части этой статьи.
К. И. Курмеев.
Пермское отделение
Российской коммунистической рабочей партии