Блокада Ленинграда и национальный вопрос. Часть 3

ОТ РЕДАКЦИИ: Продолжаем публикацию дискуссионного материала Александра Хайфиша об отношениях СССР с Финляндией.

Читать часть 1.
Читать часть 2.

Третья советско-финляндская война (Зимняя война)

Итак, Зимняя война. Поскольку это популярная тема, события её известны достаточно широко, но всё же схематичный их набросок привести здесь не повредит. Ранние дипломатические контакты с финнами на предмет выработки мер по предотвращению участия Финляндии в возможной агрессии против СССР советское правительство инициировало ещё весной 1938 года, но все предпринятые попытки о чём-то договориться были безуспешны. Кстати, о чём думала в это время Финляндия, свидетельствует всё тот же госбюджет – уже в 1938 году (всё ещё мирном!) доля военных расходов в нём подскочила до 53%. Чтобы эти расходы покрыть, белофинны приступили к активным заимствованиям за рубежом, а чуть позже стали распродавать и свой золотой запас.

Основная фаза переговоров проходила в октябре – ноябре 1939 года. К этому периоду Советский Союз сформулировал «классический» пакет требований к Финляндии, наиболее известные пункты которого – передача СССР части территории Карельского перешейка (без Выборга) с целью обеспечения безопасности Ленинграда, передача СССР нескольких островов в Финском заливе и предоставление СССР в аренду полуострова Ханко для организации военно-морской базы; а Финляндия в порядке компенсации получала вдвое бо́льшие территории на стыке Беломорской и Олонецкой Карелии, за которые столь активно воевала двадцать лет назад. Финская сторона, в свою очередь, на тот момент временно лишилась поддержки Германии ввиду недавнего заключения пакта о ненападении между СССР и Рейхом, а потому стремилась опираться на Англию и Францию. Несмотря на выгоды для Финляндии предложенного ей соглашения, финский фашизм (или полуфашизм) в очередной раз продемонстрировал крайнюю степень недоговороспособности, вследствие чего переговоры провалились, даже несмотря на дальнейшие уступки со стороны СССР. Принципиальное стремление белофинского руководства к войне недвусмысленно подтверждает и длинный список перестрелок и прочих происшествий на границе, лишь последним пунктом которого стал тот самый инцидент в Майниле 26 ноября 1939 года, что послужил поводом к началу войны против белой Финляндии.

Возможность альтернативного развития событий в этой точке можно с уверенностью отмести, так как успешными или даже просто полезными для Москвы советско-финляндские переговоры не могли быть в принципе. Во-первых, белофинны, как националисты и антикоммунисты, опиравшиеся на внешние силы, при любом раскладе должны были быть столь же упёртыми, как и в реальности, а во-вторых, даже и передвинутая по итогам переговоров граница в контексте неизбежного финского нападения в 1941 году не давала бы по сравнению с реальностью никаких значимых преимуществ, а в Карелии ухудшала обстановку даже по сравнению с 1939 годом. И, пожалуй, на этом месте не помешает ещё раз акцентировать, что предстоящее нападение Финляндии на СССР в составе антисоветской коалиции являлось неизбежным в любом варианте, при котором страну продолжали контролировать белофинны: ведь их мотивы национализма (со стремлением создать Великую Финляндию) и антикоммунизма (со стремлением уничтожить большевистскую Россию), дополняемые естественными географическими соображениями и кредитно-торговой зависимостью от великих держав (с 1940 года – в особенности от Германии), так или иначе не делись бы никуда.

Провал переговоров (очередной их раунд был закончен 13 ноября, после чего финская сторона не проявила никакого желания продолжать) стимулировал Москву действовать быстро, а потому операция против Финляндии была подготовлена в крайне сжатые сроки и начата уже 30 ноября. Упрямство белофиннов привело и к другому следствию: советское руководство поставило теперь целью войны взять Финляндию под полный контроль, превратив её в демократическую просоветскую республику. С этой целью были созданы правительство Финляндской Демократической Республики и Финская народная армия, части которой тоже принимали участие в боевых действиях.

Теперь о ходе войны. Анализировать соотношение сил так, как надлежит, я в этой работе не буду за недостатком места. Вместо того я просто скажу, что в начале войны РККА действовала против Финляндии в основном силами одного лишь Ленинградского военного округа (да и те были сосредоточены наспех), и потому значимого численного превосходства над противником (который в основном успел отмобилизоваться осенью) в целом не имела. Боевые действия на Карельском перешейке, где советские войска в лице 7-й армии упёрлись в плохо им до того известную линию Маннергейма, по этой причине забуксовали. Большое превосходство в технике у нас хотя и имелось, но реализовать его не удалось – как ввиду низкой квалификации советских военнослужащих (Красная Армия, готовясь к мировой войне, переживала в это время громадный и стремительный численный рост, и количеству было ещё далеко до перехода в качество), так и ввиду спешности подготовки кампании (как следствие, 7-я армия в декабре столкнулась с нехваткой тяжёлой артиллерии, требуемой для прорыва финских укреплений). В свою очередь, наши декабрьские неудачи на Карельском перешейке позволили финской стороне выиграть время для дальнейшей мобилизации и усиления северных направлений, где Красная Армия на момент начала войны как раз имела и огромное численное превосходство. Впрочем, в Заполярье (где наступала 14-я советская армия) и на направлении Кандалакша – Кеми (где наступала 122-я дивизия 9-й армии) белофиннам сделать всё равно ничего не удалось – по этим направлениям советские войска сначала успешно продвигались вперёд, а затем, будучи вынужденными остановиться или немного отступить из-за тяжёлого положения у соседей, спокойно держали оборону. Однако южнее – то есть на всех направлениях между Карельским перешейком и Полярным кругом, где первоначально действовали основные силы 9-й армии и 8-я армия – дело обстояло иначе. Логистические сложности на этих участках, слабая из-за спешки подготовка всей кампании и нередко неумелое командование на дивизионном и армейском уровнях – всё это на фоне профессиональных действий дополнительно усилившихся после начала войны финнов раз за разом приводило к окружению и уничтожению как организованной силы целых советских дивизий. Катастрофические события в этих районах начались уже в середине декабря, и в полной мере справиться с их последствиями не удалось до самого конца войны. В конечном итоге РККА понесла там бо́льшие потери, чем в боях на линии Маннергейма.

Столкнувшись со столь крупными проблемами при реализации декабрьских операций, советское командование вынуждено было серьёзно нарастить численность войск на финляндском фронте, улучшить структуру управления ими и более тщательно подготовиться к дальнейшим действиям. Со своей стороны, Финляндия укреплялась тоже: возмездную и безвозмездную помощь военной техникой, товарами, кредитами, добровольцами ей оказывал чуть ли не весь западный мир, очень вдохновившийся способностью белофинской армии сопротивляться и бить «проклятых большевиков». Кто подготовился лучше, дало ответ новое советское наступление на Карельском перешейке, которое последовало в феврале 1940 года. В результате линия Маннергейма была прорвана, а 7-я армия в начале марта подошла к Выборгу и форсировала Выборгский залив.

Тяжёлый кризис на перешейке и давление Германии (заинтересованной в сохранении независимой Финляндии и рассчитывавшей вновь перетянуть её в свою сферу влияния) привёл финское руководство к решению поскорее признать поражение – несмотря на по-прежнему неприятную для РККА ситуацию севернее Ладоги, на уже прибывший на подмогу шведский добровольческий корпус и на ожидаемое скорое прибытие англо-французского экспедиционного корпуса. А Советский Союз ввиду угрозы непосредственного военного вмешательства извне отказался от программы-максимум с созданием Финляндской Демократической Республики и выдвинул ограниченные условия мира, которые и были удовлетворены. Напомню, что результатом войны стало возвращение Карельского перешейка с Выборгом, Приладожской Карелии, ближних к Ленинграду островов в Финском заливе, а также земель напротив наиболее узкого участка советской территории возле Кандалакшского залива (так называемый сектор Салла – Куусамо). Кроме того, СССР получил в аренду полуостров Ханко на выходе из Финского залива для обустройства военно-морской базы, а в Заполярье вернул потерянные в 1920 году половинки полуостровов Рыбачий и Средний.

Какие развилки мы можем обнаружить по ходу Зимней войны? Единственной действительно перспективной альтернативой я вижу решение не форсировать войну против Финляндии и отложить её до января-февраля, а то и до весны. Это позволило бы как следует подготовить кампанию и сосредоточить превосходящие силы не только на северных направлениях, но и на Карельском перешейке; а финны, в свою очередь, к тому времени могли поверить, что войны не будет, и частично демобилизовать свою армию. Куда так спешило советское руководство после провала переговоров, и в самом деле не слишком понятно. Можно предположить, что сложная и опасная международная обстановка принуждала СССР решать застарелые внешнеполитические вопросы как можно скорее, пока позволяют договоры с Германией. Кроме того, советская разведка, как и в 1941 году, очевидно, ошиблась, сильно недооценив готовность и способность Финляндии к сопротивлению и переоценив уровень просоветских настроений среди населения страны. Конечно, решение отложить войну тоже имеет свои отрицательные стороны (задержка до середины зимы приводит к необходимости с самого начала воевать в условиях глубокого снега и сильных морозов, задержка до весны влечёт за собой риск новых непредвиденных международных осложнений), но всё же на данный момент я считаю, что такое решение давало неплохие шансы взять под контроль всю Финляндию – а значит, применительно к ВОВ избавиться и от блокады Ленинграда, и от протяжённого фронта по финской границе вообще.

Другие варианты не выглядят реалистичными. Реально проводившуюся кампанию против Финляндии, начатую 30 ноября 1939 года, вряд ли можно было улучшить так, чтобы блицкриг всё же состоялся – имелась масса неустранимых объективных причин, из-за которых война пошла именно так, как пошла, начиная от невозможности поднять состояние Красной Армии к концу 1939 года на более высокий уровень. И есть ещё развилка с продолжением войны в марте 1940 года – но такой шаг был бы совершенно недопустимым риском ввиду почти уже реализовавшейся угрозы прямого англо-французского вмешательства и расширения войны за пределы финского театра военных действий. В пределе речь шла о присылке в Финляндию 100-тысячного англо-французского экспедиционного корпуса, о бомбардировках нефтепромыслов Баку и закавказской нефтеперерабатывающей инфраструктуры в целом, о сухопутном вторжении в Закавказье, о бомбардировках с моря и воздуха также и черноморских портов, о подключении Турции к операциям против Советского Союза. Более того, закавказская часть планов оставалась для союзников актуальной и после завершения советско-финляндской войны. Напомню, что в это время Англия и Франция как бы воюют с Гитлером, но на Западном фронте царит тишина – зато вот по части подготовки войны против СССР союзники проявляют завидный энтузиазм, не ослабнувший даже после начала немецкого вторжения в Норвегию 9 апреля. Конец планированию союзных операций против Баку положило лишь падение Франции в июне 1940 года.

Вернёмся к Финляндии и посмотрим на стратегические результаты подписанного с ней компромиссного мира. Можно заметить, что Советский Союз:

- существенно снизил угрозу взятия финнами и их союзниками Ленинграда;

- уменьшил угрозу прерывания сообщения Кольского полуострова с основной территорией страны;

- немного повысил уровень безопасности Мурманска;

- увеличил минимальную до того свободу действий Балтийского флота;

- заставил финнов отвлечь часть своих сил с «основной» границы на блокирование базы Ханко.

Такой исход третьей советско-финляндской войны с учётом всех сложившихся по ходу войны условий – это, пожалуй, лучшее, на что можно было рассчитывать. Ведь в этой ситуации самое главное, что перечисленные преимущества очень быстро сыграли свою роль. В их отсутствие события следующей войны могли стать для нас ещё более тяжкими.

Подведём итог всему периоду до начала Великой Отечественной войны и категорически подчеркнём три положения. Во-первых, шанс решить финский вопрос радикально за всё время после 1917 года имелся один-единственный – отложить третью войну с Финляндией до января-февраля или до весны 1940 года. Во-вторых, провести эту войну было необходимо: финский фашистский (или полуфашистский) политический режим был неадекватен, с самого своего зарождения нацеливался на антикоммунистическую борьбу и на захват российских территорий не только до границ Фенноскандии, но и далее, а потому как минимум требовалось превентивно его ослаблять и снижать исходящую от него угрозу. В-третьих, результаты этой войны, несмотря на их кажущуюся ограниченность, сыграли важнейшую положительную роль для событий Великой Отечественной войны, что мы вскоре и увидим.

В завершение параграфа – небольшая иллюстрация для любителей поразглагольствовать о «народном выборе» в пользу своего правительства и против СССР, который якобы сделали в 1939 году широкие массы финнов. Когда после поражения в Зимней войне Финляндия была вынуждена немного сбавить накал внутреннего антикоммунизма, из финской тюрьмы был отпущен левый социал-демократ Маури Рюёмя. Оказавшись на свободе, он немедленно организовал Общество дружбы с Советским Союзом. Это ему даром не прошло: Рюёмя был вновь арестован уже в июле 1940 года, затем приговорён к 15 годам лишения свободы и провёл за решёткой четыре года, то есть до тех пор, пока Финляндия не проиграла и следующую войну. Созданное им Общество дружбы было запрещено в декабре 1940 года. Однако за эти недолгие месяцы членами столь неблагонадёжного общества успели стать до 40 тыс. человек (снова напоминаю про численность населения Финляндии) – и это в условиях фашистского (или полуфашистского) режима, интенсивной многолетней антикоммунистической и антирусской пропаганды и тотальных чисток против «красных» по завершении гражданской войны, всерьёз и надолго ослабивших местные левые силы. И вот о таком народном выборе нам никто, разумеется, не рассказывает – а вместо того нынешние пропагандисты треплются, как весь финский народ в едином порыве обиделся на СССР за «несправедливое» «нападение» в 1939 году, поголовно отвернулся от «подлых совков и коммуняк» и героически оборонял свободную демократическую родину что в 1940 году, что в 1944.

Четвёртая советско-финляндская война («Война-продолжение»): финская агрессия

Но ладно. Теперь мы подошли вплотную к Великой Отечественной войне и, как её части, очередной советско-финляндской войне – четвёртой, если по полному счёту. «Самоопределение» наций в лице их лучших представителей, оно вообще имеет свойство давать последствия в виде бесконечных войн. Четвёртая война обошлась нам:

- в чудовищную блокадную катастрофу (только собственно умерших и погибших мирных жителей Ленинграда насчитывается минимум 650 тыс., а общее число жертв блокады, как я написал в начале, можно отсчитывать от 1,5 млн.);

- в тяжелейшую оккупацию финскими войсками значительной части Карелии (так, финны загнали в концлагеря почти треть не успевшего или не пожелавшего эвакуироваться населения оккупированных ими территорий – около 24 тыс. человек – и выморили шестую часть от этой трети – более 4 тыс. человек, а по другим данным – свыше 8 тыс.);

- в необходимость постоянно держать против финнов порядка полумиллиона солдат на 1300-километровом фронте, которые, естественно, несли потери, попадали в плен и тоже вымаривались там финнами (из 64 тыс. советских пленных в финских лагерях за войну умерло 19 тыс.).

Эти сухие цифры должны бы сами по себе, даже без подробностей, доказывать поклонникам Маннергейма и прочих тамошних деятелей преступный, людоедский, нацистский характер белофинского режима – но, поскольку антисоветчик не обременён такими атавизмами, как совесть, эмпатия, стремление к справедливости, то ему бесполезно что-либо доказывать, и неважно, адресовался бы я к разуму или к эмоциям. А вот сегодняшние «красные самоопределяторы», может быть, и не вполне безнадёжны…

Как эта война начиналась? Известно, что официальная финская пропаганда использует термин «война-продолжение» для оправдания очередной агрессии против СССР и уверяет, будто Финляндия вела свою особую войну с Советским Союзом, отдельную от Германии, и лишь преследовала цель вернуть утраченные в 1940 году территории. Также она обожает рассказывать, что СССР якобы сам спровоцировал войну с совершенно нейтральной Финляндией, ни с того ни с сего ударив по финским аэродромам 25 июня 1941 года и вызвав тем самым благородное негодование финского народа и закономерный ответ от мирного демократического государства. Наша собственная антисоветская пропаганда охотно следует в финском русле и дополнительно вносит в тему собственную долю безумия, сочиняя, будто финские войска не переходили старую границу, а Маннергейм очень любил Ленинград и в мыслях не имел причинять городу какой-то вред. Понятно, что всё это давно разоблачённые и самоочевидные глупости, но правильный ответ на смущающую нестойкие умы байку о «нейтральной» в июне 1941 года Финляндии никогда не помешает напомнить ещё один раз.

Как я уже сказал выше, все стратегические соображения толкали Финляндию на активное участие в любой коалиционной агрессии, какая только начнётся против СССР. Поскольку с лета 1940 года Финляндия вновь ориентировалась на Германию ввиду изменения обстановки (как в международной ситуации, так и на фронтах), то участвовать она с этого времени собиралась именно в гитлеровских мероприятиях. О готовности передать Финляндии восточную часть Фенноскандии Гитлер сообщил своим генералам на том самом совещании 31 июля 1940 года, на котором объявил о предстоящей войне с Советским Союзом. Обширные финско-германские военные контакты возобновились тем же летом, а в сентябре 1940 года Финляндия разрешила движение немецких войск по своей территории. В том же месяце немецкие войска стали прибывать на север Финляндии, причём не только для «транзита» в Норвегию, но и размещаясь в гостях у финнов на постоянной основе. В сентябре же белофинны приступили и к массированным закупкам немецкого оружия. Финские военные деятели с высокой вероятностью внесли свой вклад ещё в первоначальное планирование «Барбароссы» (в той части, которая касалась участия в войне Финляндии). Декабрьская гитлеровская директива №21, заключавшая в себе основы «Барбароссы», предусматривала активное участие финской армии в нападении на Советский Союз. К проведению отдельных мобилизационных мероприятий Финляндия приступила уже зимой, равно как и к предметному планированию предусмотренных «Барбароссой» совместных с немцами операций против Союза. Всеобщая мобилизация в Финляндии была объявлена 17 июня 1941 года.

Что же касается положения дел на 22 июня, то к этому моменту на территории Финляндии были развёрнуты три дивизии вермахта, недоукомплектованная дивизия СС «Норд», два корпусных и одно армейское управление («Норвегия») с подчинёнными частями, а также части люфтваффе и несколько десятков немецких торпедных катеров, минных тральщиков и минных заградителей. Общую численность немецких войск в Финляндии в первые дни войны можно оценить в 70 тыс. человек. III корпус совершенно самостоятельных финляндских вооружённых сил был оперативно подчинён немецкой армии «Норвегия». Немецкая авиация, базировавшаяся на финских аэродромах, с 22 июня бомбила советскую территорию и производила над ней разведывательные вылеты, а также совершила налёт на базу Ханко. Кроме того, в ночь на 23 июня немецкие самолёты высадили на советской территории отряд финских диверсантов, имевших задачу взорвать шлюзы Беломорско-Балтийского канала, но не сумевших её выполнить. Причём это была не первая финская диверсионная группа на советской территории – диверсанты начали проникать в приграничные районы ещё до начала ВОВ. 21-22 июня немецкие и финские корабли начали производить минные постановки в Финском заливе. В эти же дни финские войска захватили Аландские острова, поправ советско-финляндское соглашение от октября 1940 года об их демилитаризации.

На столь живописном фоне рассуждать о нейтралитете Финляндии до 25 июня и о непредрешённости её вступления в войну, очень мягко выражаясь, не приходится. Финляндия с первого же дня «Барбароссы» воевала против СССР на стороне Германии. Но, поскольку официально она объявила войну Советскому Союзу лишь 26 июня, а сухопутные операции начались и вовсе 29 июня, антисоветская пропаганда могла (а иногда пытается и сегодня) использовать эти даты, чтобы изображать перед непросвещённой аудиторией, будто лишь начало советских ударов по финским аэродромам 25 июня заставило Финляндию вступить в войну против СССР. Если вдруг вы не знали, что нужно отвечать на этот «аргумент», то отныне будете во всеоружии.

Четвёртая советско-финляндская война: 1941 год

Теперь посмотрим, какую роль третья советско-финляндская война сыграла для исхода четвёртой на самом деле, а не в цирковых построениях буржуазных пропагандистов. Финляндия в 1941 году сделала вслед за Германией ставку на блицкриг – что совершенно понятно в контексте их совместного военного планирования. В случае с Финляндией эта ставка выразилась, конечно, не в формировании танковых армий или иных подобных германских средств высокотехнологичной войны нового времени, а в сиюминутном мобилизационном сверхусилии. Для первого этапа войны, который должен был стать и последним, белофиннам удалось довести численность своих вооружённых сил до 650 тыс. человек. Из них в действующей армии находилось 470 тыс. человек (приблизительно), остальные пребывали в тыловых частях, погранвойсках (нередко сопровождавших наступление пехотных дивизий) и шюцкоре (который, помимо прочего, служил местом военной подготовки и источником пополнения действующей армии). Цифра в 650 тыс. равнялась 17,5% тогдашнего населения страны, что весьма примечательно само по себе. Ведь пределом нормы при всеобщей мобилизации условно считается порог в 10%: если его превзойти, то быстро начнут нарастать экономические проблемы, а уж если подобраться к показателю в 15%, то процесс этот приобретёт лавинообразный характер. Так вот финский показатель 1941 года, насколько мне известно, превзошла лишь Болгария в Первой мировой войне, которая накануне своего краха, к осени 1918 года, имела в армии около 18% населения. (Ну и есть ещё случай Парагвая, но это совершенно особая история). Поэтому уже осенью 1941 года Финляндии пришлось приступить к частичной демобилизации. К лету следующего года было демобилизовано около 180 тыс. человек, в том числе с важнейших участков фронта, что, впрочем, всё равно не спасло Финляндию даже от базовой проблемы – от нарастающих трудностей с продовольствием. Таким образом, на финляндском фронте Великой Отечественной войны решающими для сдерживания агрессии являлись примерно первые четыре месяца боевых действий.

Ну и всё-таки насчёт высокотехнологичной войны. Охваченное реваншизмом финское правительство после марта 1940 года приложило максимум усилий для укрепления своей армии (доля военных расходов в бюджете 1940 года – 77%), и весьма важную роль в этом деле сыграли упомянутые выше закупки оружия (причём не только у Германии, но и у «западных демократий»). Наибольших успехов белофинны добились по части приобретения и внедрения в войска различной артиллерии – полевой (особенно тяжёлой), зенитной, противотанковой. Насыщение всем этим добром финских пехотных дивизий чрезвычайно способствовало повышению их стойкости и ударной мощи по сравнению с 1939 годом.

Как же Красной Армии удалось продержаться в течение тех самых четырёх месяцев? Начнём со штурма и осады базы Ханко. Для этого мероприятия финнам пришлось отвлечь от более важных операций усиленную пехотную дивизию и ещё ряд частей, в том числе значительное количество артиллерии и авиации (против Ханко финны использовали порядка 150 орудий полевой артиллерии, включая бо́льшую часть закупленных ими в 1940 году в США 32 сверхтяжёлых 203-мм орудий). Численность финских войск, выставленных против Ханко, на начало июля оценивается в 30 тыс. человек (при советском гарнизоне в 25 тыс.). После первых атак против гарнизона, которые бесславно провалились, финны смирились с неудачей в деле захвата Ханко, перешли к пассивной осаде и перебросили часть войск на другие участки фронта. Однако важно, что в июле, а отчасти и позднее, эти силы (особенно тяжёлая артиллерия) не находились в Карелии и не были применены на ленинградском направлении. И хотя в октябре – ноябре советскому командованию пришлось эвакуировать Ханко вследствие утраты Прибалтики и Моонзундских островов (причём гарнизон базы понёс значительные потери именно при эвакуации), свою роль в отвлечении финнов на пике их мощи советская база, несомненно, сыграла.

Ещё более явно плоды победы в предыдущей войне сказались при обороне Заполярья. Войска немецкой армии «Норвегия» со включёнными в её состав управлением финского III корпуса и двумя финскими дивизиями в период с 29 июня по 3 июля начали наступление на четырёх изолированных северных направлениях – мурманском, кандалакшском, кестеньгском и ухтинском. Изучим события на каждом из них подробнее.

Наступление на Мурманск в исполнении немецкого горного корпуса «Норвегия» имело успех лишь буквально в первые несколько дней, после чего перешло в фазу позиционных боёв плюс-минус на рубеже реки Западная Лица (25-30 километров в глубине советской территории). Следующая попытка немцев продвинуться к Мурманску, предпринятая в сентябре, тоже провалилась – и фронт так и стабилизировался здесь до октября 1944 года. Существенную роль в удержании позиций под Мурманском сыграло то обстоятельство, что советские войска не пропустили немцев через перешеек, ведущий на полуострова Средний и Рыбачий, и могли вести оттуда артиллерийский обстрел захваченного немцами участка дороги на Мурманск, да и вообще потенциально угрожать противнику с севера.

На трёх других направлениях враг нацеливался на узловые пункты железной дороги, протянувшейся к Мурманску вдоль берега Белого моря – а именно на Кандалакшу, Лоухи и Кемь. (В то время эта железная дорога носила название Кировской). Поскольку дублирующая автомобильная дорога проходит на Мурманск несколько западнее, то в случае захвата противником любого из указанных пунктов Кольский полуостров оказывался полностью лишён сухопутного сообщения с основной частью страны.

Наступление на Кандалакшу, которое осуществлял немецкий XXXVI горный корпус с финской 6-й пехотной дивизией в его составе, велось через отбитый Советским Союзом в предыдущей войне сектор Салла – Куусамо. Первоначально оно обернулось конфузом – продвижение составило максимум несколько километров, а эсэсовская дивизия «Норд», испытав на себе контрудар советской 1-й танковой дивизии, была даже обращена в бегство. Впрочем, противник наступление продолжил и вёл его ещё два с лишним месяца, теряя массу времени и сил, но упрямо пробиваясь к Кандалакше. В середине сентября враг выдохся окончательно, но к моменту стабилизации фронта немецко-финские войска полностью захватили сектор и вступили на старую советскую территорию, преодолев по прямой около 80 километров (то есть более половины пути к Кандалакше, до которой оставалось ещё примерно 70 км).

Рассказ об этих событиях есть смысл дополнить такой достаточно неопределённой, но важной в заданном контексте информацией, которая встречается в интернете в двух-трёх вариантах, в том числе в книге «Северные войны России» Александра Широкорада – весьма ненадёжного автора. Вроде бы ранее, по ходу августовских боёв, один из финских батальонов совершил глубокий рейд в советский тыл, перехватил ведущую от главной магистрали к фронту железнодорожную ветку в районе станции Нямозеро (в 25 километрах восточнее той линии, на которой позднее окончательно стабилизировался фронт), разрушил железнодорожное полотно и затем по мере возможности препятствовал восстановлению сообщения. Очистка территории от диверсантов и устранение последствий данной акции продолжались около двух недель. Рейд этот весьма помог ослаблению оборонявшихся западнее советских войск, которые временно лишились снабжения и после нового удара XXXVI корпуса вынуждены были отступить из сектора Салла – Куусамо.

По двум оставшимся направлениям наступала разделённая на две боевые группы финская 3-я пехотная дивизия финского III корпуса. Более южное, ухтинское направление, серьёзных неприятностей советской стороне не причинило – белофинны в течение полутора месяцев с боями прошли 50 километров от границы до Ухты (ныне Калевала) и были окончательно остановлены в окрестностях посёлка. О дальнейшем наступлении врага на Кемь не приходилось и говорить.

А вот севернее, на направлении Кестеньга – Лоухи, ситуация складывалась остро. Советских войск тут было очень мало, и наступающие за две недели достигли реки Софьянга, пройдя, считая по прямой, 60 километров от границы. Директива Гитлера №34 от 30 июля потребовала сосредоточить тут максимум усилий ввиду намечающихся перспектив. Командование армии «Норвегия» начало перебрасывать сюда войска с других направлений, в том числе эсэсовцев из дивизии «Норд». К тому времени противник уже успел форсировать Софьянгу, а 7 августа захватил Кестеньгу (ещё 20 километров в глубину). Далее усиленная группировка врага продолжила наступление к Лоухи, преодолев за следующую неделю ещё около 30 километров и достигнув станции Еловая на широтной железнодорожной ветке на Кестеньгу. Теперь до конечной цели – посёлка Лоухи – оставались последние 30 километров, но возле Еловой начались встречные бои с советскими подкреплениями, которые с переменным успехом продлились всю осень. Обстановка полностью стабилизировалась к декабрю; остановившийся до сентября 1944 года фронт прошёл в итоге в 40 километрах от Лоухи. В контексте нашей темы важно ещё отметить, что вышеупомянутые советские подкрепления (88-я стрелковая дивизия) были спешно переброшены в зону боёв из Архангельска по только что законченной железной дороге Обозерская – Беломорск, которая соединила железнодорожные магистрали Волхов – Мурманск (то есть Кировскую ж/д) и Вологда – Архангельск.

Если прочитать всё вышеизложенное, глядя на карту, то мы увидим, что территориальные приобретения Советского Союза в предыдущей войне сыграли ключевую роль для успеха обороны советских войск в боях против армии «Норвегия». Защитить Мурманск от удара с запада, может быть, удалось бы и при утрате полуостровов Рыбачий и Средний, хотя и не факт – удержанию рубежа Западной Лицы весьма помогли морские десанты в тылу противника, вряд ли возможные без контроля Рыбачьего. А вот падение Кандалакши без присоединения в 1940 году сектора Салла – Куусамо было бы практически предопределено. Ведь противник, прежде чем его удалось остановить, прошёл от новой границы большее расстояние, чем ему потребовалось бы пройти до Кандалакши от старой границы; Кировскую железную дорогу он бы смог перерезать ещё до взятия Кандалакши; и уж тем более ещё до достижения дороги она оказалась бы под воздействием вражеской артиллерии и стала бы уязвима для глубоких рейдов (вспоминаем про финский рейд на Нямозеро, если он действительно имел место; а к тому же мелкие группы диверсантов просачивались к главной магистрали и в реальности). Переброска же сюда советских подкреплений означала бы, что где-то в другом месте этих подкреплений не хватило бы. (Скажем, если бы 1-я танковая дивизия, в реальности отправившаяся в середине июля защищать Петрозаводск и Ленинград, оставалась под Кандалакшей, то события на юге могли обернуться ещё хуже; а если бы 88-я стрелковая дивизия приехала защищать Кандалакшу вместо Лоухи, то некому было бы оборонять Лоухи, и железная дорога была бы перерезана там). Ну а падение Кандалакши резко осложняло ситуацию и для Мурманска: вообще говоря, немецкая операция «Полярфукс», в рамках которой происходило наступление на Кандалакшу, подразумевала, что после взятия города XXXVI корпус развернётся на север и атакует Мурманск с нового направления.

В свою очередь, изоляция Мурманска, а уж тем более его взятие и пленение оборонявшей Кольский полуостров 14-й армии ещё больше осложнили бы и без того критическое положение СССР (потеря ещё 50 тыс. человек, ухудшение логистики арктических конвоев), зато высвободили бы значительные немецко-финские силы и увеличили бы свободу действий германского флота в северных морях. С известной долей полемического преувеличения можно даже сказать, что присоединение в 1940 году невидного кусочка территории в глуши Беломорской Карелии, о котором сегодня практически никто не помнит, с приличной вероятностью спасло Советский Союз от поражения в Великой Отечественной войне.

Теперь обратим взгляд на события в Олонецкой и Приладожской Карелии. Это была уже зона ответственности собственно Финляндии, хотя в составе двух развёрнутых здесь финских армий (Карельской и Юго-Восточной) имелась и одна немецкая дивизия (163-я). 3 июля наступление на ругозерском направлении (следующее на юг после ухтинского) начала 14-я пехотная дивизия, подчинявшаяся непосредственно финскому верховному командованию. Пользуясь большим численным преимуществом на данном участке, она прошла от границы более ста километров за два с лишним месяца и в конце своего пути захватила село Ругозеро. Однако путь этот оказался тупиковым – южнее финны добились стратегических успехов и безотносительно событий на ругозерском направлении, а чтобы повлиять на события севернее и всё-таки отсечь Кольский полуостров, захватив Беломорск, 14-й дивизии после захвата Ругозера требовалось преодолеть ещё такое же расстояние. Но возобновить наступление ей больше не удалось, и фронт простоял здесь до осени 1944 года. Нужно, впрочем, обратить внимание, что советскому командованию приходилось изыскивать силы и для укрепления таких вроде бы неважных участков, пока они внезапно не стали очень важными – финская стратегия мобилизационного сверхусилия работала в том числе и таким образом, позволяя собирать превосходящие силы даже в медвежьих углах фронта. А кроме того, вспомним, что на переговорах 1939 года финнам предлагался обмен территориями, и в случае согласия наши добрые соседи сократили бы себе путь до Ругозера в 1941 году километров на сорок. Между тем сорок километров от Ругозера к востоку если и не выводили финнов в какой-то важный пункт, то, во всяком случае, заставили бы советское командование куда больше обеспокоиться безопасностью этого направления, чем требовалось в нашей реальности.

Далее на юг изолированные направления заканчивались – наступая в Олонецкой Карелии, в пространстве между Онежским и Ладожским озёрами, можно было действовать более-менее сплошным фронтом. Главный удар финны наносили именно здесь, привычно нацеливаясь захватить для начала территорию севернее Свири. 10 июля, в день начала наступления финской Карельской армии, Маннергейм издал пафосный приказ, отсылаясь ещё к событиям 1918 года и обещая волей провидения и его собственным, Маннергейма, мечом принести наконец-то Карелии долгожданную свободу. (В общем, всё по классике буржуазной пропаганды – экспорт свободы фигурировал в ней задолго до любого Клинтона или Буша-младшего). К несчастью, Карельская армия имела кратное превосходство над противостоявшими ей севернее Ладожского озера соединениями советской 7-й армии: в людях соотношение приблизительно равнялось 100 тыс. против 30 тыс., а если считать по дивизиям, то финны располагали тут пятью дивизиями и тремя бригадами (объединёнными в два корпуса и корпусную группу) против двух советских дивизий, и это не говоря уж про огромное финское преимущество в артиллерии. А кроме того, именно на это направление вскоре прибыла и вышеупомянутая немецкая 163-я пехотная дивизия.

Столь невыгодное соотношение сил (оно впоследствии не очень-то менялось – советское командование долго не могло выделять сюда крупные подкрепления) в первую очередь и определило дальнейшее развитие событий, оказавшихся самыми неблагоприятными на всём протяжении финляндского фронта. Несмотря на упорное сопротивление советской стороны, за две недели Карельская армия отсекла в Сортавале от межозёрной территории одну из двух советских дивизий и преодолела вдоль северо-восточного берега Ладожского озера около 150 километров. После этого понесённые потери и контрудары подтягивавшихся сюда советских войск вынудили белофиннов остановиться на целых полтора месяца. Однако 4 сентября противник возобновил наступление, начав движение на юг, к Свири, и на восток, к Петрозаводску. Финнам вновь сопутствовал успех. К 10 октября первая группировка Карельской армии находилась на Свири, создав на её южном берегу обширный плацдарм, но на этом свой ресурс исчерпала: группировка не только не сумела позднее возобновить наступление с целью соединения с немцами в районе Тихвина, но и утратила часть плацдарма в результате советских контратак. Другая же группировка захватила Петрозаводск и заняла межозёрную территорию, что позволило финнам прервать сообщение по Кировской железной дороге. (Я не зря акцентировал выше внимание на экстренной постройке к августу 1941 года соединительной ветви от Беломорска к архангельской железнодорожной магистрали. Если бы советское правительство не успело этого сделать, то Мурманск и северная часть Карелии всё же остались бы в октябре без железнодорожного сообщения с остальной частью страны. Это к вопросу о том, какие решения в конечном счёте позволяют государствам выживать и выигрывать войны).

10 октября считается последним днём советской стратегической оборонительной операции в Карелии и Заполярье, поскольку активные боевые действия к этой дате завершились почти везде. Единственное исключение – это как раз вторая группировка Карельской армии, которая ещё сохраняла кое-какой ресурс. Соответственно, в течение двух последующих месяцев она и предприняла последнее наступательное усилие Финляндии в той войне. Атакуя с юга и с запада, она смогла выйти к самому северному участку побережья Онежского озера: 5 декабря финны захватили Медвежьегорск, а 6 декабря – Повенец. Этот их заключительный успех вызвал прекращение сообщения также и по Беломорско-Балтийскому каналу: Повенец является точкой входа в канал из Онежского озера, и оставшиеся на другом берегу канала красноармейцы взорвали входные шлюзы, чтобы воспрепятствовать дальнейшему продвижению противника. Впрочем, последний успокоился не сразу – отдельные финские подразделения смогли прорваться на восточный берег канала. Лишь к 11 декабря они были отброшены обратно, а фронт стабилизировался по южному отрезку линии канала до июня 1944 года.

Результаты кампании 1941 года в этом районе, как видим, и в реальности-то были близки к катастрофическим. А теперь снова представим, что предыдущей войны не было, Северное Приладожье в состав СССР не вошло, и Карельская армия начала своё наступление со старой границы, то есть с рубежей, находящихся на 80-120 километров ближе к Свири и Петрозаводску. Самое безобидное следствие такого расклада – это возможный захват финнами Беломорска в рамках дальнейшего наступления на север после Медвежьегорска и Повенца (в реальности такого наступления состояться не могло из-за истощения сил финнов). Но это, понятно, совсем цветочки. А ягодки настолько ядовитые, что очень быстро убивают Ленинград вместе со всей обороняющей его группировкой. Ведь даже в реальности финнам хватило сил, чтобы форсировать Свирь почти на всём её протяжении. В альтернативе же ничто не помешало бы им развить наступление с этого плацдарма на юг – на Тихвин, до которого оставались те же 120 километров. Там части Карельской армии соединились бы с немецкими войсками (те в реальности взяли Тихвин 9 ноября), и кольцо блокады вокруг Ленинграда замкнулось бы полностью. Это, в свою очередь, означало бы скорый крах Советского Союза в войне в целом, потому что потерю в окружении ещё нескольких сот тысяч военнослужащих и высвобождение для дальнейших действий всей группы армий «Север» мы перенести уже вряд ли смогли бы.

А между тем надо помнить, что стратегической целью наступления Карельской армии было именно соединение с немцами южнее Свири. Начало этого наступления неспроста задержалось до 10 июля – ведь к этому моменту немецкая 4-я танковая группа захватила Псков и начала свой бросок непосредственно к Ленинграду, что развязывало финнам руки и давало им надежду на общий коалиционный успех. А уже упомянутая директива №34 от 30 июля ставила группе армий «Север» задачу окружить Ленинград, соединившись с финской армией примерно в районе реки Волхов. Одна только эта директива доказывает, что коалиционная финско-германская стратегия была налицо. Так что либеральные разговорчики на тему, будто финны не пошли от Свири на юг потому, что не хотели помогать немцам удушить город окончательно – из разряда низкопробных клоунских номеров, усвоенных либералами из сочинений Маннергейма.

Нам осталось рассмотреть наступление финнов на Карельском перешейке. Оно задержалось ещё больше: если не считать одной-двух более ранних вылазок, то финская Юго-Восточная армия, хоть и будучи наиболее многочисленной (семь дивизий, около 130 тыс. человек), перешла в наступление против советской 23-й армии только 31 июля. Кстати, и эта дата связана с директивой №34 – задача на соединение с финнами с целью окружения Ленинграда сформулирована там вольно, и выполнить её можно было не только на Волхове, но и на Неве. А раз хозяин приказал, то верный (до поры) пёс Маннергейм послушно взял под козырёк…

Первоначально операция шла лишь в приладожской части перешейка – финское командование намеревалось громить своего противника поэтапно, потому что советские войска на перешейке хоть и уступали в численности финнам, но не радикально, а к тому же имели преимущество в артиллерии и располагали 198-й моторизованной дивизией, имевшей танки в своём составе. Не углубляясь в подробности, можно сказать, что своё намерение финны реализовали вполне успешно, нанеся 23-й армии в августовских боях серьёзный урон. Так что к началу сентября части Юго-Восточной армии овладели всей бывшей финской территорией перешейка и преодолели рубеж старой границы. (Антисоветский фольклор о «честных финнах», желавших лишь вернуть себе отнятое в 1940 году, как видим, лжив даже применительно к этой местности. Самое интересное, что даже вертевшийся ужом в мемуарах лжец и лицемер Маннергейм написал, что не придавал серьёзного значения вопросу о том, переходить границу или нет – конечно, переходить, главное, чтобы это было в финских интересах).

Несколько южнее старой границы наступающие упёрлись в линию Карельского укрепрайона, биться о которую сочли нецелесообразным после первых же боёв и советских контратак на данном рубеже. Решение финнов остановиться объясняется несколькими причинами: 1) намерением Гитлера предварительно выморить Ленинград голодом, прежде чем входить в него; 2) отсутствием у финнов надлежащего численного превосходства в людях и должного количества сверхтяжёлой артиллерии (а та немногочисленная, что имелась, была, как мы помним, в основном задействована в это время против Ханко); 3) нежеланием финнов иметь дело с крупнокалиберной артиллерией кораблей и фортов Балтийского флота; 4) а после гипотетического преодоления КаУРа – ещё и неготовностью финнов к городским боям с изготовившимся противником. Как бы то ни было, в середине сентября фронт застыл и здесь, и пробыл он в этом состоянии до июня 1944 года.

А теперь представим, какую картину мы имели бы, если бы стартовая финская позиция в июне 1941 года находилась не в 150 километрах от окраин Ленинграда, а как в декабре 1939 года – в 30 километрах. Вспомним также, что в рамках данной картины у финнов нет нужды отвлекаться на Ханко, и, значит, основная масса тяжёлых орудий выставлена ими против Карельского укрепрайона. Более чем логично предположить, что в таких условиях финны своим первым ударом пробились бы через КаУР и завязали бы городские бои, а восточнее – вышли бы к Неве. Впрочем, построение альтернативы для перешейка осложняется темой намерений нацистского руководства в отношении Ленинграда (неизвестно, приняло бы оно план блокады даже в этом случае или же Гитлер предпочёл бы вместо того спланировать взятие Ленинграда коротким ударом), но совершенно очевидно, что город так и так не ждало бы ровным счётом ничего хорошего даже по сравнению с ужасной реальностью.

Суммируем вышесказанное. Если бы не Зимняя война и не ограниченная победа в ней Советского Союза, то в 1941 году фашистская (или полуфашистская) Финляндия, использовав приём кратковременной сверхмобилизации и качественно улучшив вооружение своих пехотных дивизий, стала бы той соломинкой, которая переломила бы нам хребет в Великой Отечественной войне. В самом деле:

- потеря полуостровов Рыбачий и Средний осложнила бы оборону Мурманска;

- отсутствие базы Ханко привело бы к появлению на основных финляндских фронтах лишней финской дивизии и к усилению артиллерийских возможностей остальных финских дивизий и корпусов;

- оставшийся в составе Финляндии сектор Салла – Куусамо гарантировал бы падение Кандалакши и отсечение Мурманска – что, вероятно, привело бы в дальнейшем к утрате Кольского полуострова, а также (уже не вероятно, а совершенно точно) к крайнему осложнению логистики арктических конвоев ленд-лиза;

- неприсоединение Приладожской Карелии привело бы к выходу Карельской армии финнов далеко на юг от Свири и позволило бы ей соединиться с немцами и замкнуть кольцо блокады Ленинграда;

- неприсоединение Карельского перешейка с высокой вероятностью означало бы попытку прямого штурма Ленинграда в самом начале войны, имевшую значительные шансы на успех, а также выход финнов на рубеж Невы восточнее города.

Причём, как в том анекдоте про Наполеона и молчавшие пушки, в этом списке достаточно было бы и пункта №4. Он и сам по себе означает смерть Советского Союза, а остальные пункты только повышают её вероятность со 100% до 200%. И смерть эту несёт какая-то там вроде бы маленькая и несерьёзная Финляндия, от ситуации с которой, на взгляд среднего человека, ничего существенного зависеть не должно – мало ли вокруг таких финляндий, одной больше, одной меньше, какая разница…

Продолжение следует