ENGАвтор прекрасно знает, что скептики, знакомясь с материалом, незамедлительно постараются вынести свой традиционный вердикт, что, дескать, в годы молодости «трава всегда кажется зеленее, и девушки красивее». Но глубоко ошибаются, ибо у автора феноменальная память мест и событий, и ничего подобного о 60-х, 70-х или каких иных года он уже никогда не скажет. И более, в пользу скептиков даже признает, что жили люди тогда, в подавляющем большинстве, действительно бедно, в условиях стесненных, если не очень стесненных.
Но при этом - знайте и помните, скептики! - радостно, счастливо (для подавляющего большинства, конечно). Коллективно, дружно, доброжелательно друг другу, кто как мог, помогая. В уверенности, что все лучшее впереди, если только твердо к нему стремиться. И точно так жила, и наша семья, в Удельном, можно сказать парке, рядом с заводом «Светлана» и Светлановским рынком. Где я, фактически, и родился, и отлично помню, с каким настроением, дружно, радостно, одним как бы большим коллективом жили в домах по соседству. И, да, бедно, причем настолько, что занавески на наших окнах были марлевыми. Форму для школы мне покупали самую дешевую, фланелевую, а выходной день был только один - воскресенье. Но вот воскресенье наступало - и что творилось в парке! В глазах подавляющего большинства, а выходили погулять всех возрастов сотни - только радость, улыбка! Буквально через каждые 30 м стоял или сидел очередной гармонист, а рядом с ним - или кружок поющих женщин, или просто танцующие пары. Была еще небольшая эстрада под полукруглым козырьком с парой десятков рядов перед ней, где смотрели какие-то самодеятельные представления, и было еще где позабавиться на аттракционах и погонять в футбол. А чтобы был порядок, в глубине стоял небольшой деревянный домик-избушка, где находился пикет милиции. Об этом все знали, хотя я что-то не помню, чтобы милиция во что-то активно вмешивалась, разве что иногда приводила к себе для составления акта отдельных нетрезвых граждан.
И какими тогда были просто взаимоотношения между людьми! Да, жили тесно, и очень, еще раз, повторюсь, небогато, но с каким радушием встречали друг друга, приглашали в гости. И пусть к столу подавалась картошка с луком и огурцом, а потом индийский со слоником или цейлонский чай - но разве в этом дело? Люди просто рады были видеть друг друга, общаться, и желали взаимно только хорошего. Еще чуток застал и когда на узеньких Ярославском и Костромских проспектах пленные немцы заканчивали небольшие, 2-х, 3-х этажные домики желтого цвета. И что? Население и к ним относилось вполне благожелательно - все-таки война уже закончилась, а пленные тоже люди. Хотя, когда мы играли «в войну» - а это было тогда популярно, кому «быть фашистами», чтобы мы их били - определяли по жребию. Просто идти на это никто категорически не хотел.
И, да, конечно, я понимал, что во многом связано это с тем, что жили уже почти 10 лет без войны, мирно, с надеждами и верой в будущее. Видел то уважительное отношение к еще не старым участникам войны, выходившим иногда с наградами. Видел и глубоко сострадательное, когда среди них появлялись на низеньком, на шарикоподшипниках, катке, отталкиваясь колобашками, безногие, но с орденами на груди, инвалиды. Для нас, детей, это вообще были герои, а уж про отношение к Зое Космодемьянской, Молодогвардейцам, Александру Матросову, Алексею Маресьеву - и говорить нечего: Люди- легенды, Герои - исполины.
Однако, хотя, конечно, Победа для счастья и радости, дала многое, но не только в том дело, а еще и в том, что состояние общества было очень высоко нравственным, духовно сознательным - здоровое, в подавляющем большинстве, было общество. В том даже, например, что немцы, беря наших девушек в плен, просто поражались, что подавляющее большинство из них были девственницами. Мелочи? Нет, не мелочи, такими тогда были мораль и сознание. Как в том же духе, в нетерпении с радостью ждали и когда наступит, наконец, первое в нашей жизни 1 сентября, и мы пойдем в школу. В первых классах набиралось по 36-38, и я до сих пор помню, что воспитательницами были две, очень прекрасных, по 22 года, подруги: в «А» - Галина Федоровна, а в «Б» - Анна Алексеевна. Отношение к учителям было вообще исключительно высоко уважительным, и так начиналась наша счастливая, радостная школьная жизнь. Где мы становились, между прочим, еще и пионерами, что тоже очень радовало, и еще помню замечательные пионерские лагеря - один сплошной восторг! Помню и как семьями, или с соседями ходили в кино, и какие в моих краях были крохотные кинотеатры. У Скобелевского проспекта: «Уран», которому удалось сохраниться до сих пор, и деревянный «Красный Октябрь», в районе пл. Мужества - «Миниатюр» и у Политехнического института - «Союз». И до сих пор помню, что в «Миниатюре» смотрели «Тарзан», а в «Уране» индийского «Бродягу» с Раджем Капуром, и в 1955г. «Овод» с легендарным Олегом Стриженовым. Выходили всегда в приподнятом настроении, в состоянии какой одухотворенности, а я Оводу стал даже подражать, учась прихрамывать.
А как люди трудились, работали! Рядом находившаяся «Светлана» (СВЕТовые ЛАмпы НАкаливания) была для многих, фактически, вторым домом, где люди знали друг друга десятками, если не сотнями. Кто такая «Светлана» знали в городе все, а в 1956г. в ней, в частности, впервые в СССР был начат серийный выпуск германиевых транзисторов, а полупроводниковая лаборатория ОКБ разработала и запустила в производство маломощные высокочастотные и малошумящие германиевые и кремниевые транзисторы, использованные при создании первых космических спутников. Трудились тогда люди сознательно, честно, много было уже стахановцев. И потому, как бы в развитие, в конце 50-х возникло еще и гагановское движение, инициатором которого стала прядильщица Валентина Гаганова. Которая, возглавляя передовую бригаду, перешла в соседнюю отстающую, и добилась того, что и эта бригада стала выполнять нормы на 117-120%. Движение распространилось широко, участники нередко по несколько раз переходили в отстающие коллективы и выводили их в передовые.
И, наконец, последнее, что хорошо помнится, хотя я был тогда еще совсем маленьким, но что сегодня кое-кто предпочитает и не вспоминать. И, давая этот материал, почти не сомневаюсь, что редактор, так, на всякий случай, чтобы чего не подумали, предпочтет его просто вырезать. И, тем не менее, я это Помню, потому что не помнить просто нельзя, ибо вечером 5 марта 1953г. радио (а оно тогда, когда еще и телевидения-то толком не было, служило главным источником информации) вдруг замолчало, а потом Ю. Левитан железно металлическим своим голосом сообщил, что «5 марта, в 9 часов 50 минут вечера после тяжелой болезни… скончался…». И помню, что после этого в стране началось.
4 тяжелейших, жутко траурных дня, когда был просто шок, какое-то сковывающее, немое оцепенение. Свалившаяся вдруг безнадега жить как-то дальше уже без Сталина. Сплошные слезы, рыдания и даже истерики, ибо Сталин тогда казался просто каким-то Глыбой-Человечищем, Могуществом Силы и Сверхчеловеком, который, казалось, будет с нами и в нас Вечно. Всегда! Что это Вечность, несущая нам лучшее Будущее. И вдруг! Его нет! И все оборвалось! И это шок, транс, какая-то обреченность миллионов. И я гордился тогда, что родился в Сталинском районе (в января 1958 он стал Выборгским). Помню, что на Лесном проспекте был Сталинский универмаг, а будущий Московский проспект был Сталинским. Знал, что в городе 5 ему памятников (установленных в 1949г., к 70-летию), из которых хорошо помню два: Генералиссимус на Поклонной горе в Озерках и в сквере перед Балтийским вокзалом.
Вот такие выпали на мои детские неповторимые славные времена те 50-е годы. Когда люди хоть и обитали скромно в стесненных условиях, но просто искренне радовались самой жизни, надеждам в ней, учебе и успехам детей и своей плодотворной работе. И пусть скептики все равно что-то свое, из времени нынешнего, «придумают» - я им ответствую только так: - Не поймете, вы этого, господа, никогда не поймете. Не дано вам это уже пережить и хоть что-то почувствовать. Почему просто берегите себя для времен нынешних, а мне завидуйте. Пережить я те замечательные 50-е годы успел, хорошо, отлично их помню - и, как смогу, донесу потомкам.
С уважением, о tempora, o mores! Какие восхитительные были тогда «времена, какие нравы»!
Геннадий ТУРЕЦКИЙ