«Жириновский, какими бы самостоятельными не были его цели, — инструмент Ельцина (послушная работа в Конституционном совещании, неучастие в защите Верховного Совета, голосование за буржуазную конституцию, за последовавшее «согласие», нынешний альянс с НДР и т. п.). Во всем главном — полное единство с Хозяином. А в промежутках времени — шум, гам, тарарам, кривлянье, венчанье, отвлекающие псевдолевацкие маневры, выверты, танец на барабане: шут гороховый.
Е. Б. Н. (и нынешним властям тоже) нужен шут, чтобы его патологической непредсказуемостью и многоликостью прикрыть собственную «мудрость», оригинальничаньем и скоморошеством — по контрасту — оттенить степенность Хозяина, холерическим танцем — монументальность последнего, карикатурным скрипом ремней и фашиствующими приемчиками заслонить подлинное лицо фашизма. Шут. Этакий глас народа, который может и пошалить, и пересолить, и «перегнуть палку», и барина пнуть ненароком. И прощен будет. Дурашка! Свой ведь. Объективно свой. Находка! Министр шутовства шутовского государства.
Талантлив, однако. Неистощим. Виртуоз. Импровизирует — волной, взахлеб, как Хлестаков в лучшие минуты. Как Хлестаков, оттеняет собой неподвижность и тупость окружения, родного ему по социальной сути. Время такое. Власти противостоит еще только крепнущая оппозиция, и вакуум патовой ситуации заполняет третья сила, отвлекая народ от борьбы. Грохоча на всю страну, летит с горы пустая шутовская жириновская бочка. Может и убить». Так я писал в 90-е годы. Кто-то сумел оказать короче: «Жириновский — младший брат Ельцина».
В 1944-м году, в детстве, мне довелось съездить в город Горький. Помню, мы лазили там по горе под стенами старой крепости. Местные мальчишки, балуясь, сбросили сверху пустую железную бочку, и я с трудом успел от неё увернуться. Вот была бы беда. Бочка, падая, гремела на всю округу. Теперь, когда я вижу и слышу Жириновского, я почему-то вспоминаю этот случай.