Группа товарищей - членов РОТ ФРОНТА и РКРП-КПСС посетили в январе этого года Русский музей, где в корпусе Бенуа развернута выставка известного советского художника Александра Николаевича Самохвалова.
Его произведения напомнили сегодня историю великой Советской страны, память о которой активно вытесняется нынешней властью.
Впечатления о выставке выразил профессор Баранов в своей статье.
Баранов В. Е
ТВОРЧЕСТВО А. Н. САМОХВАЛОВА КАК ИСТОРИЧЕСКАЯ ПАМЯТЬ СОВЕТСКОГО НАРОДА
В русском музее, в корпусе Бенуа, в эти дни (27.11.2014 – 2.02.2015) проходит выставка работ известного советского художника Александра Николаевича Самохвалова. Он 1894 года рождения, окончил живописный факультет Ленинградской Академии художеств в 1923 году, основные работы написал в 20 – 30 годы, во время войны был в эвакуации в Новосибирске, с 30-х годов работал в Ленинграде в Высшем художественно-промышленном училище имени В. И. Мухиной, после войны состоял в руководстве Ленинградского Союза художников. В 1967 году за вклад в развитие советской культуры удостоен Ленинской премии. Умер в 1971 году.
Творчество А. Самохвалова открывает нам великую страницу нашей советской истории, память о которой сегодня активно вытесняется нынешней властью. Это была ранняя советская культура, которую не просто наблюдал, но активно строил своим творчеством этот выдающийся художник. Это была поистине великая эпоха. Социалистическая революция 1917 года отбросила в прошлое тысячелетний уклад жизни общества, к активной общественной жизни вполне осознанно приходили самые в прошлом «низы» населения – трудовой народ, рабочие и крестьяне. Происходила индустриализация страны, которая создавала новые профессии, требовала массового повышения производственной квалификации работников – строителей новой жизни. Развивалась система профессионального образования, создавались детские сады и ясли, освобождая женщин от бытового рабства. Женщины активно включались в общественное производство. Зрительно воспринимаемый новый облик нового человека и стал предметом внимания и художественного творчества А. Самохвалова.
Он происходил из семьи мелкого предпринимателя, учился в реальном училище, потом (в 1914 – 1920 годах) в Петроградской Академии художеств сначала на архитектурном отделении, потом – на живописном. Это была для него эпоха погружения в мутные потоки буржуазных «измов» в искусстве, свойственных так называемому «серебряному веку» отечественной культуры. Подавляющая масса художественной (да, собственно, и всей) интеллигенции того времени была, конечно, буржуазно настроенной. Буржуазную революцию, антифеодальные преобразования, идеи освобождения человеческого индивидуализма от задач обслуживания царизма и церкви эта интеллигенция принимала. Но она оставалась в полном неведении относительно других социальных сил и необходимости других преобразований – трудящихся как главной силы общества и социалистических преобразований. Интеллигенция решала «проблемы» индивидуального самовыражения художника, поиска новизны в формальных сторонах искусства – новый цвет, новая подача света, новая компоновка картины, рисунок, перспектива и т. п. Каждый художник или каждая группа художников (и было им несть числа) старались найти какую-нибучь черточку в искусстве и раздуть ее, дать ей распухнуть до нового «направления в искусстве», и получались символизм, романтизм, сюрреализм, супрематизм, дадаизм, футуризм, имперссионизм, экспрессионизм, ташизм, лучизм, примитивизм и так далее и тому подобное. Их меньше всего интересовала реальная жизнь вокруг. Они даже воинствующе осуждали всякий реализм. Реализм казался им синонимом бездарности, примитивным повторением жизни, искусство же, по их мнению должно либо ласкать глаз и слух (романтизм, символизм) либо шокировать человека, звать к бунту и разрушению (футуризм, дадаизм и др).
Самохвалову, можно сказать, повезло. В Академии художеств он был принят в мастерскую К. С. Петрова-Водкина, уже тогда признанного мастера революционно-авангардного искусства. Еще не было его «Смерти комиссара» (1928), но уже были «Купание красного коня» (1912) и некоторые его «петроградские мадонны». Квалификация художника-живописца дело достаточно изощренное, и молодой Самохвалов как губка впитывал все технические приемы всех измов, прежде чем сформировать собственное лицо. Его дипломная работа – «Головомойка» (1923) выполнена в чисто футуристическом стиле, это было подражание господствовавшему тогда стилю кружка «Мир искусства». В ней применен принцип сферического пространства, изображение дается сразу с трех точек зрения. Нижние ступени винтовой лестницы, которая дана справа, рассматриваются сверху, средние – в прямом видении, а верхние – снизу. То есть так, как мы это видим в жизни, но как не принято в традиционном искусстве, построенном на ортогональной геометрии. Женщину, моющую голову ребенка, художник увидел сверху, а проходящую мимо другую женщину – в обычной перспективе. Всё закручено и мелькает, всё вроде как в самой жизни. И чисто технически это и правда – ново и революционно. Но какова социальная значимость такого искусства? Об этом у художника нет никакой даже и мысли. При чем тут социальная значимость? Это просто искусство – как бы говорит автор вслед за Лентуловым, Ларионовым и другими своими авангардистскими современниками. Даже сам руководитель диплома Самохвалова К. С. Петров-Водкин называл эту картину не «Головомойкой», а «Головоломкой». Но в молодости такие упражнения бывают полезны.
Другая веха в творчества Самохвалова – картина «Щебенщики» (1926). Здесь – другое подражание. После выпуска из Академии автор побывал на реставрационных работах в Гергиевском соборе в Старой Ладоге. Здесь он проникся пластикой рисунка и композиции старых мастеров-иконописцев. И в результате в его «Щебенщиках» социальная составляющая – рабочие люди – по существу только формальная дань требованиям эпохи, а по существу это тренаж воспроизводства изображения христианской Троицы. Это еще не советский художник Самохвалов, из этого мог бы произрасти мастер банального тиражирования икон.
Слева:
Но в то же время это уже и тот Самохвалов, которого мы знаем и чтим как певца и участника социалистического переустройства жизни. Примерно с этого рубежа художник стал самим собой. Пройдя все школы и стили, он впитал их как методику, как технику, используемую для искусства, творимого как осознанное участие в прогрессивном движении страны. Встарь художники ездили на учебу и стажировки за границу, в Италию и Францию, а Самохвалов углубился в рабочие цеха, сельские коммуны и метростроевские туннели. Здесь были созданы шедевры живописи, которых, пожалуй, не превосходит никто. Кого из советских художников тех времен (да и не только тех!) можно поставить рядом с ним? А. Рылова, И. Машкова, К. Юона, И. Бродского или, тем более, К. Малевича, В. Кандинского? Да просто некого – по яркости, искренности и адекватности отражения социалистического духа тех почти забытых лет.
Выставка работ Самохвалова поражает, восхищает, возвышает, облегчает душу, настраивает на советский лад. Когда переходишь от путаницы его ранних работ в отделы творчества второй половины 20-х и 30-е годы, попадаешь в мир, который радует неведомо-забытой радостью и который не хочется покидать. Хочется быть и быть с этими людьми, общаться с ними как с близкими и родными. И с художником, столь щедро познакомившим нас с ними. Художник не скрывает симпатии к своим героям. Он сам среди них как среди старых знакомых, и такое бывает только в доброжелательном, товарищеском обществе, среди людей, не отчужденных от своей работы, от своих предприятий, своей страны. Такое бывает в дружной семье, в сельской общине, такое, наверно, бывало в родовом строе, в неолите, когда не было нависающих над человеком государственных структур, нахальной и дразнящей роскоши олигархов и отстраненности от жизни общества рядовых его членов. Паровозная бригада, метростроевский забой, сельская коммуна, физкультурные упражнения, осоавиахимовские и военизированные комсомольские занятия, добровольная и верная Родине служба в армии. Всё нипочем, и при всех тяготах физического труда всё легко, потому что на душе легко. Потому что «Мы кузнецы, и дух наш молод, куём мы счастия ключи! Вздымайся выше наш тяжкий молот!..» - так, я это помню, пела нам, своим детям, моя мама – комсомолка 30-х годов. Всё это вспоминается и представляется, когда видишь лица – лики! – этих бетонщиц, сверловщиц, текстильщиц, сельских коммунаров, трактористов, летчиков, «партшколовцев».
Двадцатые годы предоставляли достаточно широкую свободу людям искусства в выборе их творческих манер и стилей. Самохвалов выработал свою манеру – своеобразный лирико-героический стиль, тяготеющий к монументальности и даже к мифологизму. Его картины подчас выглядят как эскизы к фрескам или оформлению больших площадей и улиц. Не случайно его декоративное панно «Советская физкультура» было использовано в оформлении советского павильона на Всемирной промышленной выставке в Париже в 1937 году. Его персонажи зачастую выглядят как античные или языческие боги – таковы «Кондукторша», «Физкультурница с букетом», женщина с ребенком в картине «На страже родины». Это не просто портреты конкретных людей. Это обобщенные фигуры-символы энергетики Природы, цветущего здоровья или тревожного и спасительного материнства. А его красавица в картине «После кросса» - это вообще концентрация молодости, любви, духовности, превосходящая всех персонажей Рафаэля, Ботичелли, Тициана, Веласкеса и даже их всех вместе взятых, потому что нет в ней ни искусственной «тревоги за всё человечество» (как у рафаэлевской мадонны), ни первоначально-пустой гармонии античной Венеры у Боттичелли. Здесь другие чувства и качества. Она не жертва и не средство, она сама эта новая будущая счастливая и радостная жизнь. Этого уже не остановишь, это стало и это есть и будет в бесконечном будущем. Расступись, прошлое, Новый Человек идет. И он уже не «при дверях», а уже вошел и присутствует среди нас, и мы с ним такие же счастливые, как Он. И этот человек – женщина, а верно сказано, что о степени свободы общества следует судить по степени освобождения женщины.
Экскурсоводы на выставке подчеркивали эротизм женских персонажей Самохвалова. Но у него не тот эротизм, который был и остается сегодня в буржуазном искусстве. В живописи буржуазных художников тоже море эротики. Но у них она вся (или по преимуществу) формальная, безликя,прилипчивая, вуайеристская. Она безличностна и даже не индивидуализирована. Она абстрактна, как у китайских мандаринов или в тантрических проповедях Ошо. Половые (социально-половые, «гендерные») роли в буржуазной культуре асимметричны: женщина – зависимое, несамостоятельное, бессубъектное существо. Это было тысячи лет, и все привыкли к этому как к должному. И вдруг всё переворачивается. Оказывается, есть люди, целый социальный слой, и не маленький – это целый социально-экономической класс – трудящиеся, у которых эта тысячелетняя инерция прервана, и которые живут совершенно иначе. Нет в этой среде гендерной асимметрии, оба пола, мужчины и женщины, одинаково развиты, свободны и субъектны во всех областях жизни. Труд, спорт, быт, оборона страны, родительство, политическое участие, наконец, сексуальность, половая рефлекторность и половое поведение, эротика и сексуальная психология и эстетика у них в равной степени доступны и свободно осуществляемы для каждого из полов. Именно это мы видим во всех женских персонажах Самохвалова, и именно это он видел, увидел, обнаружил в женщинах, которых наблюдал в цехах, на полях и стадионах и не мог этим не восхищаться. Все его женщины красиво, осмысленно и свободно эротичны, и восхищение ими и художника и наше взывает нас к способности адекватной широты души и личностной зрелости. Сикстинская мадонна «выпрямляла» согбенного? Как бы не так: самохваловские спортсменки и осоавиахимовки, метростроевки и спартаковки – вот кто действительно возвышает наш дух и одновременно упрекает нас, что мы еще не организовали общество, достойное таких женщин. Но мы его создадим – хотя и через двести лет, и мы возьмем в него их всех и, разумеется, великого их открывателя – художника А. Н. Самохвалова.
С прохождением лет эпоха менялась. К концу 30-х годов лирико-героическое творчество Самохвалова как бы иссякает. Другое время, другие задачи, другие герои. В картине «Физкультурники приветствуют С. М. Кирова» уже нет знакомого самохваловского лиризма. Это скорее большой плакат, прославляющий победу нового строя и благодарность народа победителям. Тот же мотив дан в картине «Сталин и Киров на Волховстрое», 1939. Усиленный вариант этой картины сделан художником в 1950 году. Во время войны Самохвалов был в эвакуации вместе с коллективом одного из театров, как театральный художник. Написал несколько работ на военную тематику – но это были не лица и люди, а скорее батальные сцены. После войны отчасти возвращался к образам 20-30-х годов («На стройке», 1945), но по большей части уходил в повторение старых импрессионистических образцов («На солнце», 1955, «Кафе в Гурзуфе», 1960). Жизнь и дух трудового энтузиазма ушли из его работ. Вместо богинь-тружениц появилась «Официантка» (1945). Сравнение картин «Обнаженная с полотенцем» (1925) и «Обнаженная. Этюд» (1947) явно не в пользу последней ни по уровню мастерства, ни по духовному потенциалу. Такое с художниками бывает. Так Илья Глазунов иссяк на первых шедеврах иллюстрирования Достоевского и лирических жанровых сценах. Последующие его работы – портреты мировых политиков, религиозно-истрические сюжеты, осуждение коллективизации – все просто вне искусства. Так иссяк Никита Михалков после шедевров «Пять вечеров», «Раба любви», «Неоконченная пьеса для механического пианино». Все последующие его работы бесталанны до последнего предела. Как и всё новобуржуазное так называемое «искусство».
Самохвалов дорог нам не послевоенным, а именно ранним творчеством. И надо отдать должное и быть благодарными организаторам выставки, за то, что они донесли до нас именно дух его ранних работ, то есть дух молодого и растущего социализма, который с прохождением эпох вовсе не иссяк ни в нашей стране, ни вообще в мире. Примерами тому – современный восток Украины, современная Греция. Да и не только они.