Почему не сдали Ленинград

Недавно один ветеран, проводивший в петербургской школе урок-лекцию о блокаде, рассказал, что семилетний школьник задал чрезвычайно сложный, по его мнению, вопрос: «Почему Ленинград не сдали немцам?». Школьнику младших классов ответить на такой вопрос как раз несложно: просто дяденьки в пилотках с красной звездой были храбрее и стреляли точнее дяденек с черными крестами на форме. Сложнее на этот вопрос ответить взрослым, среди которых бытует (точнее – культивируется) мнение, что город можно было и сдать. Не мучились бы в блокаду, а сейчас пили бы баварское пиво с сосисками.

Возьму на себя смелость высказать свои соображения на этот счет. Ведь, к сожалению, наши генералы от истории не спешат рассказать о моральном и военном превосходстве советских людей в годы войны, позволившем победить немецких фашистов и их союзников. Напротив, распространяются всевозможные мифы. Дескать, соединения Красной Армии были полностью разгромлены, и город оборонять было некому. Немцы только чудом не вошли в Ленинград, остановленные обнесенной вокруг города иконой. Ленинградцы громко требовали сдачи города, но террор НКВД задушил прекрасные порывы. Жданов объедался ананасами и не мог руководить обороной, Жуков показал себя бездарем. А благородный фон-барон Маннергейм не вошел в готовый к сдаче город в память о первой любви и попойках под ручку с царем-батюшкой.

Между тем, красноармейцы отступали не в беспорядке и панике. Нацистам оказали организованное и жесткое сопротивление на дальних подступах к городу: на «линии Сталина» по направлению на Остров, на Лужском оборонительном рубеже. Там немцы потеряли до 190 тысяч вояк убитыми и ранеными. Как доносили в те дни немецкие офицеры своему командованию о противнике: «Люди сражаются, как и прежде, с великим ожесточением». Правда, с юга, запада и севера на Ленинград продолжали наседать до полумиллиона вражеских солдат и офицеров и сдержать их наступление не хватало сил. Но по мере сжатия кольца вокруг города, плотность советских войск увеличивалась, например, плотность зенитной артиллерии в Ленинграде была в 8-10 раз больше, чем при обороне Берлина и Лондона.

Да, на подступах к городу полегли десятки тысяч героев – солдат, ополченцев, моряков. Подчас людей бросали на верную гибель – огромные потери понесло народное ополчение (почти 350 тысяч человек по призыву партийной и комсомольской организации Ленинграда вступили в народное ополчение, полмиллиона влились в трудовые армии, строившие оборонительные сооружения). Для сравнения, парижане в народное ополчение не вступали, а варшавяне набрали аж шесть тысяч (и то, по призыву «плохих» коммунистов). Жертвы не были напрасными; противника задерживали на недели, дни, часы. В тот год именно этих дней немцам не хватило, чтобы преодолеть последние двадцать километров перед Москвой, и часов, чтобы дойти четыре километра до Кировского завода. Отметим (неполиткорректно), что тогда немцам пришлось идти к Ленинграду от Перемышля, а теперь наши закадычные «друзья» организовывают военные базы в Прибалтике.

Моральное состояние наших войск тоже было завидным. Армию не деморализовало отступление. К городу отходили те, кто хотел биться до конца. Например, моряки под адскими бомбежками провели корабли в Кронштадт из Гангута и Таллина. Немцам и маннергеймовцам не помогли ни авианалеты, ни минные заграждения, ни волчьи атаки субмарин. Смотревшие не однажды смерти в глаза моряки-балтийцы были полны решимости отомстить врагу. Остервенело на подступах к Ленинграду бросались они на гитлеровцев. Братишки шли в последний бой молча, сжимая в зубах ленточки бескозырок. И оставшиеся в живых фашисты в ужасе говорили об атаках «черной смерти». Там, где не хватало сил коммунистических и рабочих батальонов, немцам преграждала путь стена адского огня – по наступающим врагам били крупнокалиберные орудия, снятые с кораблей. Даже зенитки ставили на прямую наводку.

В городе находились десятки и сотни тысяч людей, – коммунистов, комсомольцев, советских активистов, сотрудников правоохранительных органов, просто патриотов страны Советов из ленинградских рабочих, интеллигенции, - не ожидавших от врагов ничего, кроме мучительной смерти. Гитлеровцы были верны своей природе. Например, в пригородном Пушкине в первый же день оккупации фашисты устроили кровавую вакханалию – улицы были уставлены виселицами. В Шлиссельбурге немцы также приступили к своему любимому занятию – стали расстреливать рабочих. В Гатчине сразу же организовали крупный лагерь смерти для военнопленных, гражданских лиц, в том числе и детей (погибло более восьмидесяти тысяч человек, некоторых военнопленных сожгли заживо). В селе Никольское Гатчинского района фашисты расстреляли около тысячи больных психиатрической больницы и медперсонала. Как вспоминал очевидец, «конвоиры стреляли в больных, убивая их за любой пустяк и ради забавы, соревнуясь в точности попаданий. Весной 1942 года оставшихся в живых, измождённых больных оккупанты впрягли в плуги и бороны, стегали ременными кнутами, а тех, кто падал, — пристреливали». Эти жертвы можно спроецировать на население Ленинграда.

К сугубому огорчению «демократов», в городе не оказалось «пятой колонны», как в Мадриде, Париже, Вене, а теперь вот в Киеве. Некому было устраивать шумные политические акции «за нашу и вашу свободу». Вражеская агентура, успешно уничтожаемая НКВД, не смогла защитить в городе «права и свободы человека и гражданина» (со свастикой на рукаве). Всякого рода «иваны денисовичи», утверждавшие «примат общечеловеческих ценностей» («нажраться от пуза», а там хоть трава не расти), также среди населения города не превалировали.

Со всей уверенностью историками доказано, что нацисты не остановились, а были остановлены защитниками города. Но, предположим, немцы пошли бы на решительный штурм Ленинграда, не перебрасывая части под Москву. Тем более скорым и сокрушительным стало бы их отступление под Москвой. А в городе Ленина, который обороняли сотни тысяч вооруженных людей, их ждали бы уличные бои. Город был перегорожен оборонительными рубежами. В иссеченном реками и каналами Ленинграде танковые части, обеспечивавшие превосходство фашистам, стали бы бесполезными. Каждый дом стал бы крепостью. Немцам пришлось испытать непреклонность защитников Сталинграда, а тот город все же значительно уступал в размере Северной столице. Немецкая группировка, уже на подступах к городу поредевшая на треть, просто не выдержала бы огромных потерь в аду уличных боев. Да и не имела хваленая гитлеровская армия опыта штурма миллионных городов; европейские столицы сдавались без боя. Это понимали Лееб и Маннергейм, но это не втемяшить в головы либералов.

Впрочем, что фантазировать на тему штурма города. Ведь даже сравнительно небольшая преграда – Пулковские высоты – оказалась выдыхавшимся немцам не по зубам. Не был взят ораниенбаумский плацдарм, не смогли сломить сопротивление кронштадтцев. Столь успешно начавшееся наступление на Тихвин было остановлено, а затем немцев мощно контратаковали.

Но совсем уж непосильное дело убедить «демократов», что победу обеспечила владевшая массами советская идеология, братство, самоотверженность, массовый героизм. Меряющим всё по себе либералам чудится, что лишь из-под палки заградотрядов воевали наши деды. Мол, за каждым солдатом шел с пистолетом энкавэдэшник. Теперь предлагают и другой мотив. Мол, все как ни на есть были людьми глубоко воцерковленными и шли не за Ленина и Сталина, а за веру, царя и отечество. Спору нет, в осажденном городе многие священнослужители и рядовые верующие проявили подлинный героизм. Десятки ленинградских священнослужителей были награждены медалями «За оборону Ленинграда». Но не следует впадать в ложную крайность. В ту войну у советских людей превалировали другие «духовные скрепы».

Вот так бы я ответил на столь «каверзный» вопрос о возможности сдачи города немцам. Думаю, что большинство людей со мной согласится
 

Константин Ерофеев

Ленинград